– Он – вся наша жизнь.

Жизнь Мии такая трудная. Она просыпается каждые несколько часов. Каждые несколько часов в течение 10 лет. Ей пришлось бросить работу флориста, и теперь она вообще не может работать. Миа проводит всю жизнь, заботясь о своем сыне, день и ночь, с помощью мужа, но это мало что меняет.

– Тебе нужен перерыв, – говорю я. – Ему здесь будет хорошо. Нам будет весело, Лукас. Я покажу тебе окрестности и познакомлю тебя с другими детьми, оставшимися здесь, и с персоналом, и мы сможем узнать друг друга.

Я слегка прикасаюсь к его руке. Он чуть поворачивает голову в мою сторону. Миа выглядит озадаченной, потому что я разговариваю напрямую с Лукасом, что, как я полагаю, случается нечасто. Я благодарна своим учителям по уходу за детьми за акцент на общение с младенцами и подростками – детьми всех возрастов и во всех ситуациях. Эти навыки, не требующие технической помощи, считаются «прошлым веком», но именно они являются самыми продвинутыми навыками из всех.

– Ты ему нравишься, – говорит Миа с облегчением, но никуда не уходит.

– Если ты хочешь остаться, это хорошо. Пока у вас будет небольшой перерыв.

Я выхожу из зоны отдыха и иду в ванную, где есть еще один потолочный подъемник, поручни и специально приспособленное сиденье для унитаза для детей без недержания мочи. Большинство детей, о которых мы заботимся, носят памперсы всю свою жизнь. Я открываю зеркальную дверцу шкафа, полки которого заставлены детскими шампунями, не щиплющими глаза, тальком для предотвращения высыпаний всех видов, электрическими зубными щетками и различными видами зубной пасты. Мы пробуем и покупаем разные зубные пасты, от мятной до вкуса жевательной резинки. Опять эти маленькие удовольствия. Я достаю то, что мне нужно, и возвращаюсь к Мии и Лукасу.

– У меня есть вазелин, – говорю я. – Не возражаешь, если я помажу Лукасу губы? Они выглядят немного потрескавшимися.

– О, спасибо. Обычно у нас с собой тонна бальзама для губ, но это единственное, что мы забыли, – улыбается в ответ Миа.

Я открываю баночку с вазелином.

– Лукас, это поможет твоему ротику меньше болеть.

Я медленно разгибаю его руку, окунаю кончик его пальца в баночку и подношу к лицу, помогая намазать вазелин на губы. Я закрываю баночку и кладу ее в корзинку под электрической инвалидной коляской Лукаса, которая обклеена стикерами с улыбающимися лицами.

– Ты можешь оставить эту баночку себе. У нас их много.

Я замечаю, что Миа смотрит на меня. Она выглядит одновременно удивленной и расслабленной. Даже ее лицо стало менее уставшим.

– Думаю, я пойду, – она встает, обнимает Лукаса и целует его. Он встряхивает головой, закатывает глаза и фыркает. Миа смеется. – О, он всегда издает этот звук, когда счастлив. Правда, Лукас?

Она целует его раз сто. Затем делает глубокий вдох и оставляет его с нами, медсестрами и опекунами. Он долго смотрит в окно.

– У тебя такая милая мама, – говорю я, а Лукас фыркает и поворачивает голову. – Давай сделаем ей открытку на День матери.

На следующее утро я умыла Лукаса, вытерла его личико и стала чистить ему зубы. Это сложно. Он продолжает кусаться, но совсем не выглядит огорченным, и я могу сказать, даже за этот короткий промежуток времени, что его язык тела так же выразителен, как и любой другой, несмотря на скованность конечностей. Его голова двигается из стороны в сторону, а пальцы не впиваются в ладони. Я пою дурацкую песенку о чистке зубов и, поскольку это помогает ему немного расслабиться, продолжаю. Мы заканчиваем в ванной, и я выкатываю его в инвалидной коляске в коридор, когда раздается звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть, Лукас? Еще так рано.

Я открываю дверь и вижу Мию, стоящую под дождем с распростертыми объятиями. Она врывается и чуть не сбивает меня с ног.

– Ой, прости, Я не могла ждать до трех. Я не могла заснуть, – говорит она, целуя Лукаса в голову, в руки, в кисти и снова в голову. – Мой мальчик. Мой милый мальчик.

Я даю им немного времени и улыбаюсь. Сестринское дело помогло мне обрести коммуникативные навыки, необходимые для того, чтобы Миа доверила мне своего сына, чтобы она получила передышку, в которой они оба так нуждались. Невозможно оценить эффект такого отдыха, но я знаю, что он крайне важен. Прежде чем уйти, чтобы поставить чайник, я внимательно смотрю на ее лицо: полное, безграничное счастье. Я также смотрю на лицо Лукаса: чистая, абсолютная радость. Их жизнь трудна. Никто не подписывается на это и даже не может себе такое представить. Они живут ежедневной борьбой, которую большинство из нас не может даже вообразить. И все же в глазах Лукаса и на лице его матери напоминание о том, что любовь есть любовь.

* * *

Тренировочная комната для группы по усыновлению полна страха, а не любви. Интересно, сколько людей пройдут обучение. Но я не передумываю. Я видела самые жесткие страдания и самую чистую любовь. Я знаю, что у меня есть способность любить ребенка, который не был рожден мной биологически: я люблю дочь моего мужа. Я готова пойти ради нее по раскаленным углям, как и ради своей биологической дочери.

Сестринское дело – это возможность просчитать и осознать наихудший сценарий. Но я также видела мужество и безусловную любовь, которую семьи питают к своим родственникам, которую такие мамы, как Миа, питают к своим детям. Я смотрю на социального работника, перемещающегося по комнате со списками. Я просматриваю квадратики для галочек. И знаю, что, когда придет время, я поставлю их все.

Банка солений

В 2018 году в Солсбери бывший российский военный и двойной агент Сергей Скрипаль вместе со своей дочерью Юлией, по версии следствия, были отравлены нервнопаралитическим веществом «Новичок». Согласно The Guardian, шестнадцатилетняя Эбигейл Маккорт возвращалась домой после празднования дня рождения брата, когда наткнулась на мужчину, у которого, по ее мнению, случился сердечный приступ. Она позвонила своей маме Элисон и немедленно начала оказывать мужчине первую помощь, что, несомненно, спасло ему жизнь. То, что мама оказалась армейским полковником и старшей медсестрой, не стало для меня большой неожиданностью. Военные медсестры – одни из самых профессиональных, сострадательных и опытных представителей профессии, с которыми мне приходилось работать.

Сестринское дело в армии часто относят к отдаленным зонам боевых действий, но в сфере обороны всегда существовала сеть медицинских сестер, выполняющих самые разные функции. Около 5000 медицинских резервистов работают