— Таков обычай наших мест, — сказал дедушка. — Таков он был, сказать точнее. К сожалению. Барин обязан всякого работника проводить в последний путь. Работнику же любимому, верному и доброму надобно в знак особого расположения и милости забить в гроб первый гвоздь. А уж последний, — сказал дедушка, — это я уж от себя. Мне в самом деле было жалко Николая. Он благородный человек.

— Благородный? — спросила я.

— Ах, деточка, не в том смысле. Конечно, он простой мужик, но поступил благородно, как настоящий рыцарь. Просто как принц Гомбургский, читала?

— Читала, — сказала я, потому что дедушка и правда заставлял меня читать такие книжки, и госпожа Антонеску тоже, а что я не читала сама — она мне пересказывала.

— Да, — сказал дедушка, — столкновение долга и чести. Отчего курфюрст решил казнить принца Гомбургского? Оттого, что долг повелевал принцу во главе своего отряда оставаться в засаде и беречь свежие силы для всякого непредвиденного случая. Но честь повелевала принцу броситься из засады на помощь своим друзьям-рыцарям. Честь не позволяла ему стоять со своим отрядом за холмом и смотреть, как его братья-рыцари гибнут. Он выбрал честь. И потом он опять выбрал честь, не захотел унизительного помилования. Битва между честью и долгом, моя дорогая, — продолжал дедушка, — свойственна только благородным душам. И только самые благородные души выбирают честь и принимают смерть.

— Принца Гомбургского, однако, в итоге не казнили, — уточнила я. — В пьесе курфюрст разрывает смертный приговор на мелкие кусочки. И вообще в жизни он умер глубоким стариком. У него была серебряная нога. Протез.

— В пьесе это типичный «счастливый конец», — сказал дедушка. — А в жизни ему просто повезло.

— А при чем здесь твой управляющий? — спросила я.

— Дело в том, — сказал дедушка, — что про него ходил слух. Он сам был родом из той кувзарской деревни. Проще говоря, он сам был кувзар.

— А разве, — спросила я, — кувзары живут где-то еще, кроме Кувзарско?

— Почти нигде, — сказал дедушка. — Но знаешь ли, никогда не говори «все всегда» и «никто никогда». Непременно найдется одно, два, три исключения. Так и тут. В какой-то семье какой-то мальчишка может тайком, а может, с родительского позволения пошел работать на барский двор, женился на обычной девушке, и обратно ходу нет.

— А мне рассказывали, — сказала я, — что их кувзарский князь никого не выпускает из деревни.

— Ах, да какой это князь? — сказал дедушка. — Атаман, в лучшем случае. А на самом деле что-то вроде старосты. Да и как уследишь, если в деревне почти полтысячи человек живет? Так что вот, после этой истории Николай должен был бы, повинуясь долгу моего слуги и работника, вместе со мною учинить розыск и строго наказать похитителей — тех, кто украл мраморного Энея со столба у ворот. Это долг. Но он же сам был по крови кувзаром, и поступить так было для него немыслимо с точки зрения их родовой кувзарской чести. Поэтому он благородно выбрал смерть.

— Дедушка, — спросила я, — а вообще, что главнее — честь или долг?

— Для нас, — сказал дедушка, — честь главнее долга, главнее денег, главнее любви, а в иных случаях даже главнее правды, но тебе об этом еще рано думать. Впрочем, — сказал дедушка, сам глубоко задумавшись и обойдя три круга вокруг кресла, в котором я сидела с ногами (я помню этот разговор, это было в дедушкиной комнате на втором этаже), — впрочем, — сказал дедушка, — честь это и есть правда, ну, или наоборот. Правда — это и есть честь. В некотором очень высоком смысле. — Он даже поднял руку к потолку и запрокинул голову и поглядел на люстру. — Честно говоря, я и сам, несмотря на свои года, этого еще хорошенько не понял. Но чувствую! — Дедушка улыбнулся. — Вот так-то, дорогая моя Далли. Мне даже интересно, с кем в жизни встретишься ты. Кого больше будет на твоем пути — людей чести, людей долга или, может быть, людей денег? О любви я, к сожалению, не говорю.

— Почему? — спросила я.

— Ах, — сказал он. — Что должен дедушка отвечать на такие вопросы внучке? Вырастешь — поймешь.

Похоронив управляющего, дедушка учинил розыск, точнее, велел его учинить двум расторопным парням из прислуги.

Все произошло именно так, как предполагали. Энея действительно украли кувзары, но самое интересное — зачем. Энея, с головой, разукрашенной золочеными обручами, обнаружили на кладбище кувзарской деревни. Оказалось, что из этой статуи кувзары соорудили памятник на могиле своего старого атамана, который скончался в прошлом году. Ведь памятник ставят на могиле через год, когда земля осядет. И вот теперь наш Эней в железной золоченой короне — какой дурацкий, наверно, был у него вид! — изображал покойного князя-атамана.

Дедушка велел вернуть Энея на место.

То есть он передал кувзарам свое настоятельное требование, выраженное, впрочем, в мягкой форме. Дедушка даже назвал произошедшее недоразумением. Разговор велся, естественно, через этих расторопных парней, одному из которых дедушка вручил большой лист бумаги с надписью «Доверенность на переговоры». Кувзары, однако, возвращать Энея отказались. В форме внешне благородной, но по существу бесстыдной. Нынешний атаман — сын предыдущего — заявил, что не позволит разорять могилу отца. Дедушка, которому было об этом доложено, написал своему посланцу записку для передачи новому атаману. В записке было сказано, что дедушка согласен выдать необходимое количество денег для возведения достойного памятника ушедшему в мир иной бывшему атаману, но что Энея тем не менее следует вернуть на место и снять с него неподобающее украшение. Больше того, дедушка, упомянув в том письме о своем понимании материальных проблем, стоящих перед кувзарской деревней, написал, что берет на себя перевозку и обратную установку статуи.

Однако ответом был отказ, выраженный в еще более дерзкой форме, что-то вроде «разговор окончен». Дедушкин посланец сказал, что встреча была крайне неприятной. Что он был один и без оружия. Его обступили человек пять молодцов в этих шелковых кушаках, за которыми торчали кинжалы один другого больше. Вообще-то кайзер давным-давно запретил простому народу носить оружие, но жандармы с кувзарами не связывались. На все жалобы окрестных крестьян жандармы отнекивались вот какой фразой: «Да ну их! Они странные какие-то!»

То есть жандармы их тоже побаивались.

Но не таков был дедушка.

Дедушка оказался кремень. «Или Эней у меня на воротах, или сами понимаете!» Через неделю дедушка арестовал несколько подвод с кувзарским вином. В ответ кувзары сожгли сеновал в той самой деревне, где жил бедняга управляющий. Дедушкины люди сожгли одну из кувзарских изб. Ночью прискакали на лошадях и закидали крайний дом горящими факелами. В ответ кувзары