Жетон действительно был, и на нем значилось: БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА и ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.

— Не думаю, — сказал я, стараясь ничем не выдать своего волнения, — что вы приехали насчет табака или огнестрельного оружия.

Вскоре стало ясно, что он не расположен вести шутливую беседу. БАТО получало жалобы от покупателей и главных прокуроров нескольких штатов по поводу невыполненных заказов. Он приехал, чтобы провести расследование. Я объяснил, что у нас огромное количество заказов. Записав сведения о заказах, он принялся выспрашивать меня о том, каковы площадь под виноградниками и производительность винодельни. Потом спросил, почему из нашего сверкающего новенького оборудования не льется рекой вино.

— Ах, — сказал я, — право же, об этом вам лучше поговорить с Аббатом.

Мы нашли его на совещании с участием Эллиота и архитектора — специалиста по тематическим паркам, приглашенного для работы над проектом горы Кана. Аббат снисходительно поздоровался с федеральным агентом и даже предложил ему бокал вина.

— Пока еще я никакого вина не видел, — сказал агент.

— Ах-х! — сказал Аббат. — Ну, об этом вам, право же, лучше поговорить с братом Запом. Вот он, наш директор-распорядитель.

— Может, вы оба со мной поговорите? — спросил агент.

Он указал на очевидные факты: мы выращиваем гораздо меньше винограда, чем нужно для выполнения всех заказов, а в настоящее время и вовсе ничего не производим. Потом указал на нечто не столь очевидное:

— То телеинтервью, которое вы дали Диане Сойер. Один из моих ребят — а он в винах разбирается, — внимательно просмотрел ту видеозапись, где она дегустирует ваше вино. Он заметил на пробке слово «Фижак».

— Ах-х-х! — сказал Аббат. — Ну, если и дальше так пойдет, скоро «Кана» будет, наверно, стоить не дешевле «Фижака».

— Дело не в этом, — сказал агент. — Федеральное законодательство запрещает выдавать одно вино за другое.

Аббат гордо выпрямился во весь рост:

— «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Законы нашей страны мы уважаем. Между тем советую вам уважать законы Божьи. У нас бедный орден…

К несчастью, Аббатова сентенция была прервана шумом бульдозера, делавшего выемку в грунте для нового винного погреба. Агент отпустил ехидное замечание по поводу большого объема работ, и разговор был скомкан. В заключение Аббат напомнил агенту, что среди американских «налогоплательщиков есть и сто миллионов католиков».

— Интересно, какие чувства они испытают, узнав, что эти налоговые поступления расходуются на преследование Матери-Церкви, — сказал Аббат. — Я уверен, что Диана с удовольствием сделает дополнительный репортаж: «Большой Брат подвергает гонениям братьев малых».

Диана?

Уведя агента подальше от Аббата, я сделал все возможное, чтобы его успокоить. Я пообещал ему, что путем смешивания нашего вина с другими сортами скоро будут выполнены все заказы и что этикетки будут приведены в строгое соответствие со всеми правилами.

Проводив агента БАТО до выхода, я поспешно вернулся к Аббату. Он вновь вежливо заверил меня в том, что чилийское вино было заказано еще «несколько недель тому назад», после чего они с Эллиотом и проектировщиком тематических парков продолжили дискуссию о фальшивой горе.

Я позвонил директору винного завода в долине Майпо и справился, когда прибудет вино. Испанский язык я уже забыл, но все-таки сумел понять, что «cheque»[16]на полтора миллиона долларов, который им прислал Аббат, оказался «mal»[17]. Кроме того, насколько я понял, они уведомили об этом Аббата, а он заверил их, что это просто недоразумение и что будет отправлен новый чек. Однако «cheque» так и не поступил.

Почуяв надвигающуюся катастрофу, я позвонил в банк, чтобы выяснить, сколько денег у нас на счете. Мне ответили, что осталось тридцать шесть тысяч долларов. Неудивительно, что чек на полтора миллиона, отправленный на чилийскую винодельню, не был оплачен. При той скорости, с которой Аббат тратил деньги — на свои апартаменты, на свой винный погреб, а теперь и на эрзац-гору, — их должно было хватить еще примерно на неделю. Но стоило нам промедлить с началом выполнения заказов на вино «Кана», и тот агент БАТО неминуемо появился бы вновь, причем с неприятными правовыми документами.

Уговаривать Аббата сосредоточить мысли на этих чрезвычайных обстоятельствах было бесполезно. Он отделывался от меня, изрекая банальности в духе Чопры: мол, космос найдет какой-нибудь выход. Однако привлечь внимание Филомены мне все-таки удалось. Мы с ней изучили Аббатовы сметы на строительные работы — Эллиотовы счета оказались просто астрономическими, а счета проектировщика тематических парков можно было охарактеризовать как «вызывающие тревогу», — и подсчитали затраты на выполнение заказов на вино. В конце концов мы пришли к выводу, что нам нужно раздобыть пять миллионов долларов, причем как можно скорее.

Я решил воспользоваться нашим счетом на Уолл-стрит. Благодаря конфиденциальной информации о биржевых операциях, которую Господь наш, проявив мудрость и беспредельное великодушие, счел нужным даровать мне посредством моего истолкования текстов требника, Канский фонд весьма значительно пополнился и принес неплохие дивиденды другим Билловым клиентам, вложившим в него деньги. Мало того: Билл сообщил мне, что благодаря прибыльности фонда, а также подтвердившейся информации относительно свиной требухи и компании «Эппл», служащие моей бывшей фирмы стали считать меня кем-то вроде гуру. По его словам, они решили, что у меня есть «связи». Если бы они только знали!

Я позвонил Биллу и спросил, какова наша доля в фонде. «Чуть больше лимона», — сказал он; отнюдь не достаточно, чтобы нас спасти.

В ту ночь я беспокойно ходил взад и вперед по всему монастырю. Вечерним текстом в требнике был знакомый отрывок из Евангелия от Марка (10:25): «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Если принять во внимание переплет, в который мы попали, эта сентенция звучала довольно ядовито. Сперва я расценил ее как укоризненную весточку от Бога, напоминание о том, что богатство, ниспосланное монастырю, препятствует нашему духовному развитию. Потом меня осенило: Брокер наш снова позвонил мне, дабы объяснить, как спасти монастырь — а заодно и души нескольких богачей.

Мое появление в фирме, к тому же в монашеской рясе, привлекло всеобщее внимание. Когда я шел через операционный зал к кабинету Билла, все поднимали и поворачивали головы. Старые знакомые подбегали, чтобы пожать мне руку, и даже те, с кем раньше я не особенно ладил, почтительно со мной здоровались.

— Эй, святой отец! — крикнул кто-то. — А где же горячие новости?

— В аду, — ответил я. — И другой информации вы, грешники, сегодня от меня не дождетесь.