кота (на мне нет халата, так что резать его полу не придется) и включил магнитофон под приборной доской. Потом фары.

Когда идет дождь, когда в глаза свет

Проходящих мимо машин, и никого нет.

На дорожных столбах венки, как маяки

Прожитых лет, что ты в пути…

Лучи фар вырывали из полутьмы придорожные столбики, бело-черные и полосатые, как хвост енота. Серая гладкая полоса бежала под бампер и извне несущийся на высоких колесах, темный грузовик с огненными «глазами» представлял, должно быть, внушительное зрелище.

Дальний свет выхватил на середине дороги силуэт идущего человека. Вспоминая этот момент, я не понимал потом одного факта — что нисколько не был удивлен этим. Казалось, все прошедшее ушло в тень, в окружающую тьму и нет ничего удивительного в том, чтобы встретить человека в таком месте. Да еще старого знакомого.

Он обернулся, но не сошел с дороги. Я невольно должен был нажать на тормоз, чтобы не смять высокую фигуру. Память заставила меня приглядеться к нему, еще не веря и узнавая. Я не помню, как толкнул дверцу и выскочил на асфальт. Я узнал его.

Володя…

Владик…

В той же рубашке в красно-черную клетку, которую он любил носить летом. В серых обтрепанных брючках и коричневых кожаных сандалиях. Так он был одет в последний день, когда я его видел.

— День добрый! — он всегда так здоровался. Те же синие глаза и светлые, выгоревшие волосы до плеч. Тот же прищур и улыбка — немного виноватая и мучительно знакомая.

— Я многое обдумал, и понимаю, что был не прав тогда. Мы глупо поступили, так насмерть разругавшись. Конечно, она того не стоила. Я поздно это понял, ослеп словно. Прости. Пожалуйста, прости.

Сколько раз я мечтал услышать от него эти слова! Сколько раз я вспоминал нашу последнюю встречу и все то, что мы в запале прокричали друг другу! Враг врагу. Он приходил ко мне во сне, и я говорил с ним снова и снова. Такое бывает иногда. И вот он стоит передо мной, сам как он есть и протягивает мне руку. Просит прощения. И я снова испытал ту же бесконечную боль, когда вспомнил все. Как будто надвое разрывал свое сердце. Меня шатнуло.

— Ты умер. Сразу после нашей ссоры ты выпил, сел в машину и попал в автокатастрофу, ты слышишь! Ты умер сразу, на месте, и похоронен на кладбище этого проклятого города, что я сейчас покинул. Уходи. Уходи назад.

— Ты мне не веришь? Посмотри, — он расстегнул правую манжету рубашки и закатал рукав. Поднял руку, показывая мне знакомый красноватый шрам. Он появился на руке в детстве. — Ты не понял? Никакой катастрофы не было. Разбился другой человек, похожий на меня, вот и все. А я скрывался от тебя, не зная, что ты так глупо меня похоронил. Теперь я узнал, что у вас тут творится, и что ты не уезжал из города. Схватил машину и ринулся сюда, наплевав на запреты. Властям было не до меня. Но машина сломалась в паре километров дальше, и я пошел пешком. И тут ты! Представляешь? Скорее поехали отсюда в нормальный мир. Давай пять!

— Я видел твою… — и вот тогда я сдвинул зрение на крошечный угол в сторону от нормы. На микрон. Как в первый день светопреставления, но сдвинул уже сам, без помощи извне. Новый, неведомый и тяжелый опыт.

Свет фар стал белым, темнота — угольно-черной, а Володя…

Человек против меня был не похож на живого. Мертвенным, бледным сиянием светилась кожа, обтягивая пустое, безвольное лицо с мутными гнилыми глазами. Волосы свалялись в неряшливый колтун. Губы без кровинки, синеватые ногти. Все это я отчетливо видел, как и то, что на шее Владика не было серебряного нательного крестика, с которым он не расставался. Но сам он был реален и осязаем. И почти осязаемым было то, что сокращалось за его спиной. Черная, отталкивающая тень. Сгусток темнейшей тьмы, шевелящий сотканными из теней щупальцами. Тянущий их ко мне. Казалось, призрак Володи стоит на пороге туннеля, а кто-то из-за его спины манит меня туда, затягивая за грань со страшной, сокрушающей волю силой. Ноги прилипли к земле. Но руки затряслись, подчиняясь.

Затряслись, потому что передо мной все же стоял он. Я вскинул правую. Щелчок автоматического предохранителя:

— Стоять!

Удар, удар, удар! Гильзы звенели на асфальте. В груди человека, которого я любил, появилась черная опаленная дыра. Одна, вторая…

Он шел ко мне, вздрагивая от пуль. Не останавливаясь, протягивал руки. А я никак не мог пошевелить ногами.

Левая рука поднялась на уровень лица сама по себе, могу поклясться. Взмах и рассекающий жест ребром ладони. Серебристо-белая плоскость узким языком протянулась от пальцев к идущему мертвецу. Тьма сжалась осьминогом, попавшим на острогу. Отсеченная голова взлетела в воздух и грянулась о лобовое стекло. Ни капли крови. Ноги мои отошли мгновенно. Обезглавленное тело упало под колеса, когда я заводил заглохший мотор.

Распахивая дверцу, я выстрелом сбил с капота ужасный трофей.

Голову Владимира.

Родного брата.

11

О прошедшей ночи лучше не вспоминать.

Утро туманное, утро седое вставало перед грузовиком. Печальных нив просто не было видно. Туман висел такой, какой я видел только однажды, в западных Саянах на перевале Художников. Ага, ни зги. Я потер глаза и поглядел снова. Как, я не могу объяснить, но туман исчез, и слегка закололо в глазах. Свет фар по-прежнему расплывался сразу перед радиатором. Это не туман исчез, это я увидел иначе! Я снова чему-то научился, испытав легкий шок. Ну, ладно. Это еще что. Боже, но скажи, что впереди?! Не место мне в обычном мире. Люди шарахаться начнут. А то и охотиться. «Одинокий волк — это круто!» Только никто не поможет волку в человечьей шкуре.

Мой новый дом я не искал специально, просто положился на чутье парапсиха. (Пара не пара, а все одно псих!) И оно не подвело. Вот он — двухэтажный светло — бежевый коттедж за коваными воротами, окруженный кирпичным забором. Заперто. Пришлось аккуратно таранить — бампером я с легкостью вынес засов. Вышел, обошел верную машину. Несколько царапин и помятый задний борт. Попинал новую покрышку. Жалобно мяукнул кот, и я решительно направился на крыльцо, помахивая монтировкой из кабины.

Вот мы и дома.

С тех пор прошло немало лет. Позади множество опытов над собой. Множество вылазок вглубь обезлюдевшей территории, порой смертельно опасных. Открытие все новых своих возможностей. Обустройство жизни. Мне,