скорее исключением, нежели правилом для сельской молодежи, они были хорошо интегрированы в школьную жизнь и нацелены на социальное продвижение. По всей видимости, и доступ к красному уголку обосновывался общественной работой, которую они вели в школе. Члены банды поклонялись культовому советскому фильму о перевоспитании преступных элементов среди беспризорников 1920-х, хотя, скорее всего, были заворожены не педагогикой начальника колонии Сергеева, а галереей уголовных персонажей, с которыми себя отождествляли. Идеологически нагруженной деталью был красный уголок — священная точка школьного пространства и символ Октября, переоборудованный в собственную штаб-квартиру и склад награбленного добра. За этим выбором (при наличии альтернативных мест для воровского «схрона» в большом селе) просматривается отсылка к революционному осмыслению частной собственности как к продукту эксплуатации чужого труда или даже прямого ограбления, с вытекающим отсюда оправданием ее экспроприации. Однако такая попытка подстроиться под советскую теорию и практику отъема имущества эксплуататоров, во-первых, не могла остаться незамеченной (надо полагать, что изобличению группы послужил все тот же красный уголок с недвусмысленными находками), а во-вторых, не была учтена судом: все члены «СЮБ» отправились за решетку.

Обе модели отношений с государственной властью, конфронтационная и симбиотическая, обладали общим признаком демонстративности. Если первые из рассмотренных криминальных сообществ афишировали непримиримое отношение к государственной системе, то последнее столь же откровенно показывало возможность использования ее предложений и элементов дискурса, оставаясь по другую сторону закона. Облегчавшие работу милиции и сокращавшие срок существования уголовных сообществ, данные тактики были невыгодны с прагматической точки зрения. Тем не менее, они находили сторонников, которые своим образом действий бросали вызов системе, отвечая на ужесточение репрессивной политики по отношению к подросткам-преступникам.

2.4. Что скрывалось за подростково-юношеской политической самоорганизацией?

Именно эта разновидность детско-юношеской самоорганизации вызывала самое пристальное и предвзятое внимание идеологических структур и карательных органов. Уже отмечавшаяся закрытость следственных материалов по этим группировкам не позволяет пока преодолеть отрывочную и невыразительную картину самодеятельной политической активности подростков в рассматриваемый период. Исключение составляют политизированные группировки, которые, с точки зрения проверяющих инстанций своего времени, не содержали признаков оппозиционности. Одна из таких образовалась в 1936 г. в 85-й школе Москвы на Краснопресненской улице и была названа «Лига справедливых». Основатели, среди которых был сын поэта С. Есенина Константин, провозглашали «борьбу за поддержание авторитета директора, учителей и комсорга». Однако безобидная и даже похвальная в глазах педагогического коллектива цель конкретизировалась как содействие объективному оцениванию учеников и уважению их достоинства со стороны учителей, соблюдению этических норм и границ своих полномочий комсоргом, искоренению несправедливых мер по отношению к учащихся со стороны директора. Закамуфлированная под защиту работников школы, «Лига» была нацелена на автономизацию корпуса учащихся и подчинение взрослого персонала своим правилам игры[134]. Данная инициатива хорошо иллюстрирует отмеченную американской исследовательницей Э. Лившиц способность некоторых детей манипулировать взрослыми на базе освоенного умения «говорить по-большевистски»[135].

Значимую компоненту детско-юношеской политической самоорганизации составляли сообщества, которые центрировались вокруг идеи защиты прав и интересов отдельных этнических групп. Так, по сообщениям органов народного образования Осетии, в школе хутора Ардонский (с. Мичурино) была создана националистическая группировка школьников-осетин, которая третировала и выдавливала из школы русских соучеников. А в г. Оржоникидзе (Владикавказ) группа подростков, называвших себя абреками, или абрек-заурами (по имени героя советской киноленты 1926 г., боровшегося в XIX в. с российской властью на Кавказе) объединилась в т. н. «шайку Шамиля». Она преследовала неугодных учителей и соучеников других национальностей и насаждала в школе свои порядки[136]. В 1936 г. в Оболони, предместье Киева, была раскрыта «Украинская социал-демократическая партия» численностью 17 человек, которой руководил ученик 9-го класса Демиденко, характеризовавшийся в информационной справке как «петлюровец». Похищение типографских шрифтов, поиск возможности закупки оружия дали основания для ее обвинения ее в террористической и контрреволюционной деятельности[137].

Наиболее очевидная предпосылка возникновения таких групп крылась в переориентации союзной власти второй половины 1930-е гг. со всемерной поддержки национальных культур и языков, апологии исторических лидеров национально-освободительных движений на массированное продвижение русской культуры, языка и героев русской истории, с развенчанием прежде превозносимых местных лидеров, что болезненно воспринималось частью населения национально-территориальных образований[138]. На связь с этой сменой приоритетов центра указывают имена предводителей национальной сопротивления XIX в. или акцент на этнониме («Украинская социал-демократическая партия») в самоназваниях детских групп. Серьезные опасения, которые вызывала у надзорных органов эта детская активность, проявлялись в применении к ней тех же оценочных категорий — «буржуазного национализма» и «национал-уклонизма», через призму которых рассматривалась позиция взрослых функционеров, не вписавшиеся в отмеченный поворот.

Наиболее частотный тип объединений за рамками национального дискурса представляли группы политического сопротивления. Так, среди упоминаемых в информационных сводках ЦК ВЛКСМ за 1937–1938 гг. враждебных советскому строю и групп значились: «КОМИ» («контрреволюционная организация молодых интеллигентов») из 15-й школе Иркутска, нацеленная, по версии следствия, на подготовку молодых террористов[139]; несколько конспиративных объединений старшеклассников из Таштыпского района Хакасии, Карагандинской области Казахстана, которые, как установил НКВД, распространяли контрреволюционные листовки, рисовали фашистскую свастику и оскверняли портреты советских вождей[140]. В июне 1939 г. на стол к Сталину легло донесение Л.П. Берия о 13 молодежных антисоветских организациях, выявленных НКВД преимущественно в Москве и Ленинграде. Семь из них целиком состояли из учащихся школ. Состав приписываемых им преступлений был практически одинаковым: распространение клеветнических измышлений о партийно-правительственной политике, восхваление троцкизма, составление антисоветских листовок, подготовка террористических актов против советских руководителей[141].

Несколько школьных групп были раскрыты в Сибири в конце 1930-х — начале 1940-х гг.: все они пытались при помощи листовок и прокламаций выразить свое несогласие с теми или иными социальными реалиями и аспектами государственной политики: плохими условиями жизни людей в городе и бедственным положением крестьянства, произволом местного начальства, массовыми арестами. Все ставили своей целью борьбу с искажениями принципов Октября 1917 г., которые они усматривали в современной им действительности. Некоторые ради того, чтобы раскрыть согражданам глаза на правду, были готовы идти в народ[142].

Все упомянутые организации аттестовались в официальных документах как антисоветские и контрреволюционные, несмотря на то, что ставившиеся им в вину дела (подготовка террористов, покушений на советских руководителей, противодействие негативным явлениям общественной жизни и т. п.) остались только декларациями о намерениях, а некоторым из них в виду дефицита ресурсов не удалось распечатать и распространить ни одной листовки. Их контрреволюционную направленность, в оценке следствия, опровергал тот факт, что многие строили свою идентичность на параллелях с революционным движением XIX — начала ХХ вв. в России: подобно народникам, группа из сибирской Кулундинской средней школы собиралась идти в гущу масс для разъяснения своей позиции[143]; на опыт «Народной воли»