– Но в любом случае память обо мне у яйца останется?

– Останется, если я не постараюсь вытравить ее.

От дальнейших разговоров с вещуном я уклонился, сославшись на усталость (так оно, кстати, и было).

Что можно было сказать по поводу его предсказаний? В чем-то они совпадали с напутствиями, которые я получил перед тем, как отправиться в путешествие по этому невероятному миру, составленному из осколков многих других миров. Особенно по части того, что каждое новое испытание должно изменить меня (будем надеяться, что в лучшую сторону). Тут уж, как говорится, из песни слова не выкинешь.

Впрочем, опытная гадалка всегда сумеет придать своим измышлениям видимость правдоподобия. Вот почему эта профессия так востребована. Кто-то торгует сладкими пирожками, кто-то сладкими девочками, а кто-то еще сладкой ложью. Товар на все времена.

Вот только неожиданное пророчество о наследнике выглядит как-то мрачно. До сих пор я даже мысли о детях не допускал. Только их мне еще здесь не хватало! Оказывается, избегнуть этой участи нельзя. Но что тогда означает зловещая фраза: «Лучше бы этого не случилось?» От меня понесет горгона Медуза? Или Баба-Яга?

А если все намного проще, и вещун, озабоченный поведением яйца, вдруг воспылает симпатиями к чужаку, пытается запугать меня всякими недобрыми намеками?

Ладно, надо соснуть. Утро вряд ли мудренее вечера тем более что в мирах, где отсутствуют суточные ритмы, это чисто условное понятие, но сон всегда освежает…

Первым, кто навестил меня после пробуждения, оказался рябой тенетник – тот самый, с которым я накануне повздорил. Таким образом, мои предчувствия сбылись.

Настроен он был на диво миролюбиво и даже, вопреки всем здешним традициям, доставил мне завтрак несколько весьма аппетитных на вид фруктов, насаженных прямо на иголки (на месте утраченных вчера уж выросли новые, почти такой же длины).

Используя язык бродяг и торговцев, на котором общался с вещуном, он пояснил свой великодушны поступок следующим образом:

– Я видел, с каким отвращением ты жевал бабочек. Кстати, в этом не было никакой необходимости. Бабочки не еда, а случайное лакомство. Раздача пищи происходит позже, и очень жаль, что ты на нее не явился. Отведай другой снеди. Вполне вероятно, что она удовлетворит тебя.

При этом он всячески старался придать своему голосу тембр, приемлемый для моего слуха, но все равно получалось нечто похожее на рулады Соловья-разбойника, от которых, как известно, обмирали не только люди, но и кони. Сон не только не унял, а наоборот, еще больше обострил голод, и я с жадностью набросился на предложенное угощение. Сочная мякоть фруктов слегка горчила но в общем-то могла удовлетворить самого взыскательного гурмана. И где только тенетники добывают эту вкуснятину, ведь до сих пор я не видел в их стране ни единого дерева.

Кожуру, оставшуюся от фруктов, немедленно слопал вещун – не с голодухи, конечно, а дабы улестит хозяина, явившего вдруг столь неожиданное гостеприимство.

– Вкусно? – поинтересовался тенетник, когда едой было покончено.

– Очень вкусно, – ответил я, на всякий случай благодарственно кивнув головой (в языке, на которо) мы говорили, понятие «спасибо» отсутствовало). – Да и вчерашние бабочки были не так уж плохи. Если бы и еще слегка поджарить с душистой травкой…

– А вот про это советую забыть, – Рябой сразу на хмурился, вернее, добавил хмури на свое и без того достаточно мрачное лицо. – Огонь в нашей стране под запретом, по крайней мере рукотворный. В Ясмене может существовать только один источник огня и света – тот, который пылает в небе. Все остальное: костры, факелы, очаги, лучины – лишнее… Почему ты сразу не предупредил его об этом? – тенетник перевел взор на вещуна. У того, похоже, душа сразу ушла если и не в пятки, то в пустующую паховую сумку. Съежившись, словно кролик под взглядом удава, он униженно забормотал:

– Не успел… Только собрался сказать, а тут ты появился.

– Это не ответ, – отрезал Рябой. – Мы встречаемся не первый раз, и ты знаешь, что ссылки на забывчивость и оплошность здесь не принимаются. Так и быть, пока я ограничусь словесным внушением, но учти, за тобой водится столько грешков, что каждый следующий может оказаться последним.

– Учту! – истовость, с которой вещун давал это обещание, превосходила все разумные пределы.

– Обещаю впредь не допускать промахов! С этого момента никто из нас про огонь и не заикнется! Более того, даже воспоминания о нем исчезнут из нашей памяти!

С чего бы это тенетники так взъелись на огонь, подумал я. Ведь это величайшее достижение цивилизации, сопоставимое по своей значимости только с колесом, гончарным кругом, металлургией и виноделием. Многие народы без него просто жить не могут. Попробуй, отбери огонь у кочевников-оленеводов или таежных охотников!

Впрочем, свой резон, наверное, есть и у тенетников. Все их существование, простите за игру слов, держится на паутине, а та, как недавно выяснилось, достаточно уязвима перед огнем. Только самоубийца станет разводить огонь в домике, сотканном из паутины. А кроме того, огонь, пылающий в небе, действительно дает Ясменю достаточно тепла и света. Беспричинных табу не бывает, и в этом плане, надеюсь, тенетники ничем не отличаются от других примитивных народов, запрещающих кровосмесительные браки и употребление нечистой пищи.

Между тем разговор перешел на другую тему, что несказанно обрадовало вещуна.

– Вчера ты понравился мне, – Рябой слегка смягчился. – Не знаю пока, как ты себя покажешь на деле но задатки лазутчика у тебя безусловно имеются.

Похвалил, называется. Это напоминает басню про Лису, которая, поймав Зайца, благодарит его за нерасторопность. Я ведь ни в какие лазутчики не набивался и попал сюда совершенно случайно! Для меня такой комплимент, может быть, хуже всякой хулы.

Да только как об этом скажешь тенетникам? У них интерес к чужакам чисто меркантильный. Либо верой и правдой служи Ясменю, либо погибай, как муха, в паутине.

Придется пока держать язык за зубами и по примеру вещуна всячески демонстрировать свою лояльность А там посмотрим. Не вечно же мне оставаться под надзором тенетников. Лазутчик – почти то же самое, что почтовый голубь. Его для того и держат, чтобы время от времени отпускать на волю. Но голубя влечет назад инстинкт гнезда, а на мне, слава богу, никаких незримых цепей нет. Я птица совсем другого полета.

Тенетник тем временем бесцеремонно рассматривал меня со всех сторон, даром, что в зубы не заглядывал. При этом он и не думал скрывать своего профессионального интереса. – Как вам привычнее драться? – спрашивал он трогая мои бицепсы. – Руками?

– Чем придется. И руками, и ногами, и головой, – в подтверждение своих слов я боднул воображаемого противника. – Но предпочитаем пользоваться каким-либо орудием. Деревянной дубиной, каменным топором, железным мечом.

О ружьях, пушках, ракетах и атомных бомбах я решил не упоминать – все равно не поймет.