весь сказ. А зачем зарабатывать вам? А? Для чего? Все о деньгах и о деньгах, а о человеке забыли. Сами об себе забыли вы, вот дело какое! Одно название – комсомольцы. А толку? Добра в вас нету ни в ком! Креста на вас нет, человека потеряли. И врете все…

Женщина хотела еще что-то сказать, но не стала. В полной тишине она сошла со сцены и села на свое место в зале.

– Ну, так вот, значит… – кашлянув, сказал инструктор Кочин и встал.

Лицо его было растерянным.

– Кто еще хочет выступить? – спросил он. – Только я попрошу вас, товарищи, не отвлекаться от темы. Мы понимаем, что предыдущему товарищу тяжело. Горком будет ходатайствовать о ее восстановлении на работе…

– Не в этом же дело, эх! – с места сказала женщина.

– И в этом тоже, – возразил инструктор. – То, что несправедливо и незаконно, терпеть нельзя. Итак, товарищи, кто следующий? Вы в письме об общежитии писали. Воды горячей будто бы нет, это так? И дверь рано запирают…

– Так! Так! – закричали с мест.

Были еще выступавшие. Они говорили опять о нарядах, о дисциплине, о порядках в общежитии. Никто не вспомнил о женщине, которую уволили, но казалось теперь, что каждый что-то недоговаривает. В выступавших не было недостатка, но инструктору постоянно приходилось стучать по столу, призывая к порядку, к внимательности. На лице его тоже появилось досадливое выражение.

Соседка моя, по-видимому, так ничего и не записала в свой блокнот. Я тоже держал в руках тетрадь и карандаш, а потому она повернулась ко мне, как к сообщнику, и спросила вежливо:

– Вы не знаете, Штейнберг не приходил?

Я ответил, что не знаю, что сам опоздал и что понятия не имею, как выглядит Штейнберг в лицо. Хотя мне он тоже вообще-то нужен – вспомнил тотчас о том, что говорил о Штейнберге Алик Амелин.

Собрание стало совсем скучным. Выступал теперь комендант общежития: фальцетом выкрикивал отрывистые фразы, лицо его по-прежнему ничего не выражало, кроме ненависти.

Дверь в зале опять отворилась, за ней показалась высокая фигура в темном пальто, с длинным белым шарфом. По тому, как соседка рванулась к этой фигуре, я понял, что это Штейнберг. Девушка со Штейнбергом скрылись за дверью. Спрятав в карман записную книжку и карандаш, я встал и вышел вслед за ними.

Девушка оказалась корреспонденткой телевидения. Дожидаясь, пока они со Штейнбергом поговорят, я рассматривал блеклые плакаты на стенах.

Штейнберг, наконец, освободился, и я подошел к нему. На вид Штейнбергу было лет сорок пять – высокий, худой, с наметившейся лысиной, грубоватый. Договорились на послезавтра, на десять утра.

Приехав домой, я тотчас же лег и быстро уснул. И снилось, будто мы с Лорой сидим на моей тахте, а она опять жалобно спрашивает: «Только за апрель?» И я все стараюсь ее успокоить.

Среди ночи проснулся и долго не мог заснуть… Перебирал в памяти последнюю встречу… Что делать, как быть, что предпринять…

7

Утром не меньше получаса пролежал в кровати без сна. Да, нужно что-то немедленно решить, что-то обязательно предпринять – немедленно! – но никак не мог сообразить, что именно. Что сейчас самое важное? Голова разламывалась от неопределенности. Никакой ясности в мыслях!

Принялся вспоминать длинный вчерашний день. Утро, отъезд Лоры, потом съемка в детском саду. Алик Амелин, «Суд над равнодушием», стенограмма выступления Алика с цифрами ужасающими («Эти цифры ни в коем случае нельзя упоминать в очерке», предупредил Алик…). Наконец, собрание в СУ-91 – Кочин, девушки-работницы – «комсомольцы»! – выступавшая женщина, девушка с Телевидения и знакомство со Штейнбергом. Ну и денек!

А еще ведь повесть последняя, которую надо продолжать, а еще рассказ задуманный, но пока не начатый, а еще курсовая для института – сроки поджимают…

Ну и конечно опять Регина звонила. Она у меня третья по счету женщина, с ней все просто, кажется, но… Теперь, после Лоры, о ней как-то и вспоминать не хотелось. Да фактически мы ведь давно расстались…

Итак, что самое главное? – мучительно размышлял я, перебирая в памяти вчерашний день. Собрание в СУ-91? «Прецедент»? Да, да, кстати, один из снов, кажется, был как раз о нем. Да… Ну, конечно! Тоже собрание, только вместо той девушки с телевидения рядом сидела Лора в своей серой шубке с капюшоном… И на трибуне тоже Лора была! Неужели?… Да, да… Везде Лора, сон такой… Только та, что сидела рядом со мной в зале, над той, что говорила с трибуны как-то странно посмеивалась, улыбалась криво… А потом… Да, потом пили с Лорой вино, и ставшая почему-то маленькой, как ребенок, Лора жалобно повторяла: «Только за апрель? Только за апрель, да?» Глупость какая-то.

Съемка вчерашняя в детском саду… Вот же оно, самое главное сегодня! Как же главное-то забыл! Пленки надо проявлять, фотокарточки печатать – денег совсем нет, а когда-то еще их воспитатели с родителей соберут…

Рывком соскочил с кровати и принялся делать гимнастику. Взял гантели…

Умылся по пояс, опять, конечно, забрызгав нещадно общественный пол в передней. Но вытер, тряпка, слава Богу, лежала. Крепко, до красна растер кожу полотенцем…

Так. Что же дальше? Проблема: звонить ли сегодня Лоре? Конечно, ужасно хотелось хотя бы услышать голос ее, но именно потому я и подумал: лучше все-таки не звонить! Вот если бы она сама позвонила… Ведь у нее есть телефон… А так подумает, что навязываюсь… Тем более после того, что…

А, ладно. К черту! За работу скорее…

Пленки получились хорошо. Проявив, закрепив, залив в бачки чистую воду для промывки, принес бачки из кухни в комнату. Пока промываются, надо решить, что дальше.

Может быть, все-таки позвонить? – возвращалась и возвращалась мысль. Острое беспокойство возникло – ведь два дня не звонил! И – мало ли что… Нельзя упускать момент! И так она… Хотя…

Нет, глупости. Глупости! С ума схожу, что ли? Сама позвонит, если захочет. Не каждый же день. «КЛБ»!

За окнами солнце. Наконец-то! В нашем дворе среди двух белых снежных полей пролегла темная мокрая дорожка к подъезду. Снег тает… На карнизах, очевидно, сосульки, потому что мимо окон пролетают сверкающие на солнце капли. Апрель! Настоящая весна скоро…

Вывесил пленки для просушки, убрал все лишнее со стола. Сел на тахту. Она стоит далеко от окон, в темном углу комнаты, и машинально я пересел к окнам поближе. Вдруг? Ведь было когда-то. Вторая женщина моя, Рая, после того, как с ней впервые хорошо получилось, пришла без приглашения, на следующий же день! Понравилось ей,