– Вижу Иоанна в лице твоем: я твой слуга навеки…

Никто из казаков не видал Иоанна, и потому свидетельство дворянина русского укрепило их в том, что они делают правое дело, и они, с полной готовностью умереть за Лжедимитрия, пошли с ним на Русь. Тогда же послали они на Дон гонцов сзывать еще людей на защиту истинного царя Московского.

Пестрый и буйный был стан Лжедимитрия. И это нравилось казакам. Поляки, литовцы, беглые русские крестьяне, запорожские казаки, татары, попы православные, польские священники, или ксендзы, все это гуляло и браталось с донскими казаками, играло в зернь, шумело, пело песни, ссорилось и мирилось. По душе была такая жизнь гулебщикам-казакам. То, что царь Борис собирает громадное войско, что впереди всех ожидает кровавый бой, их не пугало. На то и родились они казаками, чтобы смерти не бояться.

Первая битва Лжедимитрия с царскими войсками произошла 21 января 1605 года у села Добрынич. Царским войском командовал воевода Мстиславский. Донцы в этой битве участия не принимали. Царское войско, опрокинутое сначала польской конницей и запорожскими казаками, скоро устроилось и встретило полки самозванца залпом из 12 000 ружей. Запорожская конница отступила, оставив без помощи свою пехоту, и пехота запорожцев вся была истреблена.

Победа Мстиславского с царскими войсками была полная. Лжедимитрий на раненном в ногу коне бежал и едва не попался в плен. Полки его разбегались, казалось, дело самозванца было проиграно. Но в это время к нему на подмогу явилось 4000 донских казаков, прибывших с Дона, чтобы постоять за настоящего государя. Это была громадная сила, и самозванец начал новое наступление к Москве.

Донцы, в числе 4000 человек, под начальством атамана Андрея Корелы, и небольшая русская дружина Григория Акинфиева заняли город Кромы. Царский воевода Мстиславский, считавший самой опасной силой в стане самозванца донцов, решял взять Кромы. С огромным, 100-тысячным войском подошел он к этому городу. Царские войска поставили кругом города валы и батареи, установили на них тяжелые пушки и мортиры и начали громить город. Но донцы, ходившие не раз под Азов, видали, как нужно строить и оборонять крепости. Смышленым казачьим взглядом Корела скоро увидал, что не устоять деревянным стенам крепости против артиллерийского огня Мстиславского, и сейчас же снарядил казаков на работы. Казаки и солдаты Акинфиева по ночам копали рвы, насыпали валы и окружали крепость высокой земляной насыпью. В ней донской атаман приказал поделать землянки, насыпал поперечные валы (траверсы), мало того, стал делать валы и впереди главного вала, подаваться земляными работами навстречу врагу и тревожить его в его траншеях.

4000 донцов храбро держались против 100-тысячного войска. Осада затягивалась. Наконец Мстиславскому удалось зажечь деревянный город. Казаки бросились тушить его, царские дружины заняли было земляные валы, но и в них была измена. Неизвестно по чьему приказу, они вдруг были сведены с валов, казаки снова заняли их место, и осада продолжалась…

Тяжело было донцам, стоявшим за Лжедимитрия, но еще тяжелее было царскому войску. Донцы верили в то, что служат настоящему государю, они не сознавали своей ошибки, верили правоте своего дела и им легко было умирать. Не то было у Мстиславского. Там все колебались. Никто не знал, кто истинный царь. Борис, который венчался в Москве царским венцом, или Лжедимитрий, который называет себя настоящим сыном Иоанновым.

И оттого не могли царские войска сражаться спокойно, оттого болезни и колебания губили их стан. 13 апреля 1605 года в Москве скончался царь Борис. Москва спокойно присягнула сыну его Феодору, но в стане русских войск, стоявших под Кромами, присягу дали неохотно. Новые воеводы, прибывшие на смену Мстиславскому, изменили Феодору, признали Лжедимитрия своим царем, и отсидевшийся в Кромах донской атаман отпер перед ними двери, как перед друзьями.

Царь Феодор, совсем еще мальчик, и мать его царица Мария Годунова – были убиты в Москве. 20 июня 1605 года самозванец торжественно вступил в столицу Московского царства. Вошли с ним в Москву и донские казаки, остававшиеся все время верными ему и считавшие его настоящим государем.

Около года Григорий Отрепьев – он же и Лжедимитрий – был царем на Руси. Сначала он был милостив и справедлив к народу, щедро наградил казаков и солдат, бывших с ним, но вскоре стал окружать себя поляками. К нему явилась его невеста, польская княжна Марина Мнишек, а с ней и польские ксендзы и паны. С русскими стали обращаться жестоко и гордо.

В народе пронесся слух, что русских будут крестить в католическую веру… Народ московский возмутился и под предводительством любимого своего боярина Василия Шуйского, 17 мая 1606 года, ворвался во дворец и растерзал Лжедимитрия.

Царем Московским народом был избран князь Василий Иванович Шуйский.

Можно ли обвинять донцов в их ошибке? Они служили верою и правдою Лжедимитрию потому, что для них он был не Лжедимитрий, а царь Дмитрий Иоаннович. Он был для них настоящий государь. Они не бросились к нему по первому призыву, но подробно разведали раньше о нем. Они увидели, что Лжедимитрию отдавали должную честь и паны, и вельможи, и сам король Польский смотрел на него как на равного. Могли ли они, простые люди, честные и прямые, как истинные воины, догадаться, что это обман? Притом же Димитрий их обласкал и принял как честных людей, а из Москвы в это время нехорошие шли вести: «теперь, – говорили проезжие люди, – везде казаков сыскивают, вешают и побивают». И казакам не верилось, чтобы царь истинный так наказывал казаков за их верную службу. И все-таки донцы еще колебались. Но когда Хрущов, знатный московский боярин, засвидетельствовал перед ними, что Лжедимитрий настоящий природный государь – все сомнения их кончились. Они присягнули Дмитрию, как сыну Иоаннову. Когда же увидали они его во главе войска, молодого, ловкого наездника, хорошего стрелка, смелого и доброго, они полюбили его и как начальника. Горячо сражаясь за Лжедимитрия, казаки показали, как умеют они воевать за своего государя, а государем своим в то тяжелое, смутное время они почитали, и не без основания, – Дмитрия Иоанновича, а не Бориса Годунова.

Донские казаки недолго оставались в Москве. Большая часть их, вместе с атаманом Корелой, получившие еще от Лжедимитрия хорошую награду за мужество, отправилась обратно на Дон охранять свои вольные юрты от азовцев, крымцев и ногайцев. Осталось человек 500 настоящих гулебщиков, казаков голутвенных, с атаманами Межаковым, Епифанцем, Коломной, Романовым и Козловым. Они жили около Москвы в своем казачьем стане, проживая полученное жалованье, чуя своим разведчичьим чутьем, что тут, под самой Москвой, теперь опаснее, чем под Азовом, что Русь замутилась окончательно. Под самой Москвой бродили отряды поляков, стоял большой стан запорожских казаков и, хотя войны Москва ни с кем не вела, – всюду были ратные люди, всюду шумели и волновались вооруженные толпы народа.

Народ был празден. В это смутное время мало кто занимался обработкой полей. Боялись прихода неприятеля, боялись, что солдаты отберут и потопчут поля. От праздности, от голода – целые шайки крестьян бродили под Москвой, занимаясь воровством, а при случае и грабежами. Страшно было жить на Руси. Но этато напряженная, опасная жизнь и нравилась донцам, в ней они были как рыба в воде.