Татьяна вернулась в зал. Убивая время, пошла вдоль зала, разглядывая фотографии экспонатов, вывешенные на расставленных залу стен стендах. Особого впечатления снимки не производили, куда интереснее оказалось читать достаточно подробные пояснительные надписи, размещенные под снимками.

Время от времени она посматривала наверх – не появился ли Вяземский.

В очередной раз, выглянув из-за стенда, она увидела его, беседующим со смуглым латиноамериканцем. Взяв собеседника за локоть, Вяземский неторопливо шел по круговому балкону второго этажа. Наконец они остановились за колонной и теперь стояли так, что заметить их можно было только снизу, да и то не отовсюду.

В зале стоял негромкий гул и голоса со второго этажа слышно, конечно же, не было. И все же Татьяне показалось, что вокруг Вяземского и дона Мануэля тишина сгустилась, приобрела вес и форму, сделалась плотной. Даже свет вокруг фигур казался приглушенным, делая силуэты размытыми, погруженными в тени.

Не думая, зачем она это делает, Таня достала из сумочки фотоаппарат, отключила, чтобы не привлекать к себе внимания, вспышку, и направила объектив на стенд. Чуть сместила – на дисплее видоискателя показались фигуры на балконе. Нажав рычажок, она максимально приблизила фигуры и сделала несколько снимков, после чего убрала фотоаппарат обратно и вернулась к чтению подписей под фотографиями.

Допив бокал, она поставила его на ближайший стол, и глянула на часы. Однако уже перевалило за полночь! Посмотрев наверх, она не увидела Вяземского. Можно было, конечно же, пойти и поискать его, но Татьяне претило навязываться. Не хотелось зависеть от малознакомого человека, который, теперь это стало совершенно ясно, пригласил ее только для того, чтобы отдать долг вежливости, да еще и бросил при первой возможности.

Решив, что она ждет еще десять минут, после чего уходит и добирается до дома самостоятельно, Татьяна вернулась к столам. Положив на тарелку несколько ломтиков ананаса и гроздь винограда, пристроилась около большого окна, выходившего во внутренний двор особняка.

Бездумно глядя в окно, она отщипывала виноградины и одну за другой отправляла их в рот. Неожиданно Таня увидела, как во дворе появился латиноамериканец, с которым беседовал Вяземский. Видимо, он вышел из служебной двери, невидимой из окна. Дон Мануэль казался явно возбужденным, даже встревоженным. Нервным движением закурив, он заходил по дворику, сунув левую руку в карман, а правой резко поднося сигарету ко рту. В несколько глубоких затяжек докурив сигарету, бросил окурок под ноги, растоптал его каблуком, и достал из кармана мобильник.

Таня обратила внимание что Лесто, судя по движению пальцев, не воспользовался адресной книжкой, а полностью набирал все цифры номера. Замер, дожидаясь ответа. Заговорил горячо, размахивая свободной рукой.

Так, с телефонной трубкой возле уха, он и исчез из поля зрения Татьяны.

А над ухом у нее раздался негромкий виноватый голос:

– Татьяна, я могу рассчитывать на то, что вы меня простите?

Таня обернулась. Вяземский стоял, всем видом выражая искреннее раскаяние. Она прищурилась:

– Ян Александрович, вот, если честно, то мне кажется, что вы играете. И нисколечко вам не стыдно.

Вяземский посерьезнел, подобрался:

– Знаете, если уж честно, то мне действительно, очень неудобно, но не стыдно. Состоявшийся разговор был крайне важен, и я нисколько не стыжусь того, что поступился нормами этикета. Это совершенно не значит, что я не испытываю неудобства и того, что мне действительно неприятно. Поверьте, ваше общество куда приятнее, чем общество дона Мануэля.

Татьяна прыснула и чуть не подавилась виноградиной. Поставив тарелку на подоконник, она сделала глоток воды и снова рассмеялась:

– Ну, это, конечно, комплимент! Просто неотразимый! После такого заявления вы прощены. Окончательно и бесповоротно! А потому, если это вам удобно, отвезите меня домой. Завтра мне рано вставать и до упора сидеть, выискивая подробности о деятельности Якова Брюса.

– Брюса? – удивился Вяземский. – А с чем связан такой интерес к этому авантюристу?

Удивляясь собственной наглости, Таня взяла его под руку и повела к выходу:

– Пойдемте. По дороге расскажу. Так вот. Есть такая газета…

Она болтала всю дорогу. Вяземский оказался прекрасным слушателем. Он не перебивал, очень к месту вставлял точные и краткие замечания, и, как оказалось, был очень осведомленным в вопросах истории России человеком.

Татьяну поразило еще и то, что в беседе участвовал водитель Владимир. Безукоризненно сохраняя уважительное отношение к своему шефу, он задавал интересные вопросы, заставлявшие Татьяну продолжать рассказ и, похоже, искренне интересовался прошлым Москвы.

Время пролетело совершенно незаметно, и когда автомобиль остановился, Татьяна не сразу сообразила, что они стоят во дворе ее дома.

– Спасибо вам. Очень интересная выставка. И за беседу спасибо. И вам, Владимир, тоже – обернулась Таня к водителю.

– Подождите немного, Татьяна Владимировна, – обратился к ней Вяземский. – Пожалуйста, не поймите меня превратно и не расценивайте этот жест приязни и уважения в неверном свете. Я хотел бы подарить вам небольшой сувенир.

И он достал из кармана небольшой замшевый мешочек. Развязав тесемки, извлек на свет кулон в виде листа незнакомого Татьяне растения. Чем-то лист напоминал кленовый, но лишь напоминал. Взявшись за конец цепочки, на которой кулон был подвешен, он протянул его Татьяне, и очень серьезно сказал:

– Считайте, что это амулет. Он будет помогать вам в…, – тут Вяземский чуть помедлил, – серьезных и неприятных переговорах и поможет при неожиданных встречах.

Таня положила кулон на ладонь. От этой скромной маленькой вещицы исходили уверенность и доброжелательность, ощущение теплого металла успокаивало. Она сжала кулак:

– Знаете, а ведь я не обычно не принимаю подарков от малознакомых мужчин… Но вот эту вещь… Спасибо вам.

И она сама распахнула дверь автомобиля.

Вяземский вышел следом.

– Татьяна Владимировна, я могу вам позвонить и пригласить, скажем, отобедать.

Чуть приподняв голову, Татьяна смотрела в его очень серьезные и спокойные глаза.

Ужасно хотелось ответить – да, конечно, это будет так славно. Но, прикусив губу, она помолчала, и ответила:

– Знаете, может мне лучше вернуть подарок? Поскольку я не могу вам сейчас ответить «Да».

И она протянула ему кулон.

Вяземский мягко накрыл ее ладонь своей, снова сжимая ее в кулак.

– Нет-нет. Оставьте, пожалуйста. И пожалуйста, не расценивайте этот подарок как способ давления. Но я оставляю за собой право позвонить.

Таня молча кивнула.

– Да, и еще, – добавил Вяземский. – Дайте мне слово, что будете носить кулон, не снимая. Хотя бы несколько дней.