— Привет, — поздоровался он. — А я как раз печатаю предварительный протокол для тебя. Как дела?

Мартин Бек расстегнул пальто и сел.

— Так себе, — сказал он. — Этот пожар совершенно загадочен. Кроме того, у меня простуда. Однако для вскрытия я еще не совсем готов.

Профессор внимательно посмотрел на него.

— Тебе нужно обратиться к врачу. Это ненормально, что ты все время ходишь простуженным.

— Да ну их, этих врачей, — сказал Мартин Бек. — Я, конечно, уважаю твоих ученых коллег, но они так и не научились лечить обычную простуду.

Он вытащил платок и с трубным звуком высморкался.

— Ну ладно, давай займемся делом, — сказал он. — В первую очередь меня интересует Мальм.

Профессор снял очки и положил их перед собой на письменный стол.

— Хочешь на него взглянуть? — спросил он.

— Нет, — ответил Мартин Бек. — С меня вполне достаточно того, что ты можешь мне рассказать.

— Должен признать, выглядит он не лучшим образом, — сказал эксперт. — Так же, как и двое других. Что ты хочешь узнать?

— Как он умер?

Профессор вынул носовой платок и начал протирать очки.

— Боюсь, я не смогу тебе этого сказать, — ответил он. — Главное я ведь уже вам сообщил. Мне удалось установить, что он был мертв, когда начался пожар. Когда все вокруг загорелось, он лежал в своей постели, очевидно, полностью одетый.

— Могла ли смерть быть насильственной? — спросил Мартин Бек.

Патологоанатом покачал головой.

— Маловероятно.

— У него были какие-нибудь раны или повреждения на теле?

— Да, естественно. Множество. Жар был очень сильный, и он лежал в характерной позе фехтовальщика. На голове у него было множество трещин, но образовались они после смерти. Кроме того, на теле были ссадины и сдавленности, вероятнее всего, от падающих балок и других предметов, а череп раскололся от жары.

Мартин Бек кивнул. Он уже достаточно насмотрелся на обгоревшие трупы и знал, как легко дилетанту предположить, что повреждения образовались перед смертью.

— А как ты пришел к заключению, что он умер до того, как начался пожар?

— Во-первых, когда тело соприкоснулось с огнем, система кровообращения у него уже не работала. Во-вторых, в его легких н бронхах отсутствовали следы сажи или дыма. У двух других имеются хлопья сажи в дыхательных органах и четкие сгустки крови в сосудах. Что касается их, то несомненно, что они умерли во время пожара.

Мартин Бек встал и подошел к окну. Он посмотрел вниз на шоссе, где желтые машины дорожной службы разбрасывали соль по почти полностью растаявшему серому снегу. Он вздохнул, закурил сигарету и повернулся спиной к окну.

— У тебя есть достаточные основания полагать, что его убили? — спросил профессор.

Мартин Бек пожал плечами.

— Трудно поверить, что он умер естественной смертью как раз перед тем, как загорелся дом.

— Его внутренние органы были вполне здоровыми, — сказал патологоанатом. — Единственная не совсем обычная вещь заключается в том, что содержание окиси углерода у него в крови было слишком высоким, если учесть, что дым он не вдыхал.

Мартин Бек просидел еще полчаса у эксперта перед тем, как вернуться в центр города. Выйдя из автобуса на Норра-Банторгет и вдохнув грязный воздух на автовокзале, он подумал, что в городе наверняка нет ни одного жителя, который не страдал бы от хронического отравления окисью углерода.

Он немного поразмышлял над важностью того, что сказал патолог о содержании окиси углерода в крови покойного, но вскоре переключился на другое. Спускаясь в метро, он думал о том, что здесь воздух еще более ядовит, чем наверху.

В среду, тринадцатого марта, Гюнвальду Ларссону впервые разрешили встать с постели. Он с трудом натянул на себя больничный халат и хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Халат был на несколько размеров меньше и выцвел так, что установить его цвет было совершенно невозможно. Потом он взглянул на свои ноги. На них были черные шлепанцы на деревянной подошве, рассчитанные явно на Голиафа и могущие служить эмблемой сапожной мастерской.

Его деньги лежали в тумбочке у кровати. Он взял несколько монеток и направился к ближайшему телефону-автомату для пациентов. Набрал номер управления полиции, машинально одергивая рукав своего неудобного облачения. Рукав не поддался ни на сантиметр.

— Да, — сказал Рённ. — О, это ты? Ну, как дела?

— Прекрасно. Послушай, как я здесь оказался?

— Это я привез тебя в больницу. Ты был немного не в себе.

— Последнее, что я помню, так это то, что я сижу и смотрю на фотографию Цакриссона в газете.

— Ну, это было пять дней назад. Как твои руки?

Гюнвальд Ларссон посмотрел на свою правую руку и осторожно пошевелил пальцами. Рука была могучая, покрытая длинными светлыми волосами.

— Вроде бы нормально, — сказал он. — Осталось только несколько маленьких повязок.

— Ну, это хорошо.

— Ты мог бы не начинать каждую фразу с «ну», — раздраженно сказал Гюнвальд Ларссон.

Рённ на это ничего не ответил.

— Ну, Эйнар?

— Ну, что? — сказал Рённ и рассмеялся.

— Почему ты смеешься?

— Просто так. Тебе что-нибудь нужно?

— Сзади и слева в среднем ящике моего письменного стола лежит черный кожаный кошелек. В нем мой ключ зажигания. Поезжай в Булмору и возьми мой белый халат и белые шлепанцы. Халат висит в платяном шкафу, а шлепанцы стоят в прихожей, у двери.

— Ну, думаю, это мне по силам.

— В спальне, в комоде есть кулек с эмблемой универмага «НК», в нем лежит несколько пижам. Возьми его тоже, слышишь?

— Все эти вещи нужны тебе немедленно?

— Да. Эти дураки выпишут меня не раньше, чем послезавтра. Они мне дали серо-сине-коричневый халат, который на десять размеров меньше, и пару клумпов, похожих на гробы. Как там у вас дела?

— Ну, не так уже и плохо. Нормально.

— Чем занимаются Бек и Колльберг?

— Их здесь нет. Они в Вестберге.

— Прекрасно. Как идет расследование?

— Какое расследование?

— Пожара, чего же еще?

— Это дело закрыто.

— Что? — заорал Гюнвальд Ларссон. — Что ты сказал? Закрыто?

— Да, это был несчастный случай.

— Несчастный случай?

— Ну, примерно так… понимаешь, расследование на месте пожара закончилось сегодня утром и…

— Какого черта, что ты болтаешь? Ты что, пьян?