Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина потянулась, подняв руки над головой, с удовольствием выгнулась. Она была гедонисткой, получала удовольствие от еды, бокала хорошего вина и компании занимательных людей.
Свои временные жилища она устраивала в живописных и безопасных уголках, где местные жители были настроены дружелюбно. В Индии стояла ужасающая жара, но зато там был отважный полковник, весьма привлекательный мужчина, с серебристыми волосами и быстрой улыбкой. Правда, на него скорее произвел впечатление ее титул и тот факт, что она представляет в своем лице все несметные богатства Сент-Джонов. Жаль, если бы он больше любил ее самое, из этого могло что-то выйти. Забавно, что ее постоянно пытаются заставить соблюдать светские приличия, а ей хочется вести себя дерзко, необычно, вызывающе. Она везде оказывалась не на своем месте, но так ей хотелось. Она достаточно натерпелась в детстве, когда делала только то, что от нее требовалось, и позже, когда вышла замуж за человека, который ей не нравился. Вышла только потому, что подвернулся богатый граф.
Но все оказалось не так уж страшно. Ее супруг, достойный человек, имел достаточно разума, чтобы скоро умереть, оставив ее одну с прекрасным сыном. Арчер, слава Богу, только иногда напоминал ей о покойном муже.
За последние десять лет она наконец обрела некоторую свободу чувств и осталась относительно почтенной женщиной. В Северной Америке она упражнялась в стрельбе из лука и преуспела в этом деле еще и потому, что ее наставником был восхитительный молодой человек атлетического телосложения. Ничего, кроме пользы, не принесло и овладение огнестрельным оружием. Не говоря уж о ноже, привязанном к лодыжке. Она научилась очень ловко им пользоваться. В конце концов, одинокая женщина должна уметь постоять за себя.
Мужчин в ее жизни было сравнительно немного, до последнего года, когда она наконец сорвала с себя маску респектабельности и начала делать то, что считала удобным и правильным. Мужчины, между прочим, занимаются этим веками, настало время и женщинам обрести свободу морали.
В общем, она наслаждалась своим вдовством. Каждый день открывал ей что-то необычное, всюду ее ждала новая красота, суля радость и наслаждение. И Берни была счастлива разделить свое видение жизни со всем миром. Естественно, мир 1792 года был не совсем готов к встрече с Берни. Особенно Англия.
Она покинула родину пятнадцать лет назад, полная решимости найти место, страну, город, где бы чувствовала себя как дома, и открыла для себя простую истину. Для нее не существует более подходящего дома, чем тот, который она сама для себя создала, надежный, как панцирь черепахи, под которым можно укрыться в минуту опасности. Разумеется, прошедшие годы не пропали даром. Берни познакомилась с разными культурами мира и с большим уважением начала относиться к династии, которая дала ей финансовую независимость. Она сменила английское высокомерие — веру в то, что весь мир с благоговением склоняется у порога Англии и жадно ест из ее рук, — на более реалистический взгляд на действительность. Но откровением для нее стало познание себя, сущности Берна-детт Афры Сент-Джон.
Берни узнала, что ей очень идут яркие цвета, часто носила сари, потому что оно шло к ее ширококостной высокой фигуре. Она стригла волосы коротко, до плеч, носила японские украшения, которые обожала. Берни бегло говорила на семи языках, свободно управлялась с рисом при помощи палочек, изучала буддизм, Коран и Талмуд. Содержимое ее дорожных сундуков говорило о насыщенной жизни и самых разнообразных интересах. Помимо своего гардероба, она везла домой рулоны индийского батиста, китайского шелка и узорчатого ипрского полотна, постоянно бывший у нее в ходу кальян, свиток японских трехстиший — хокку, — сочиненных в ее честь немолодым японским поклонником, четыре разновидности лука-шалота, произрастающего в Юго-Западной Азии, и коллекцию тяжелых черных шаров из индийского каучука, которые ей нравились за их упругость.
Берни вполне ясно осознавала, что в глазах большинства родственников, которые умудрялись следить за ней все эти годы, репутацию она имела скандальную. Чего не содержалось в письмах, то дополняли соглядатаи, сообщая многочисленной и заинтересованной родне о ее похождениях и достижениях. Первых, к сожалению, получалось больше.
И все равно она радовалась возвращению на родину. Возможно, давал знать о себе возраст, требовавший оседлой жизни, которая когда-то казалась монотонной и неинтересной. Ей стало не хватать размеренности английского уклада. Природа и традиции, считавшиеся само собой разумеющимися, теперь представлялись бесценными — рождественское печенье с изюмом, пудинг, покатые холмы, скрытые туманом, великолепно ухоженные английские парки.
Правда, она не жалела, что уехала тогда из Англии. Арчер вырос и стал совершенно самостоятельным, а ей отчаянно хотелось стать собой, а не просто вдовствующей графиней Сандерхерст, богатой, эксцентричной и ужасающе скучной.
Но все же — да, она скучала по сыну. Они поддерживали оживленную переписку и раза два за эти годы встретились в чужих столицах. Письмо Арчера, в котором он сообщал о намерении жениться, Берни получила, когда застряла в какой-то пыльной индийской деревне. Если бы ей и удалось найти корабль и добраться до Англии, она опоздала бы на свадьбу на три месяца.
Может, все и к лучшему. Она помнила Алису маленькой девочкой, одетой в желтое платьице, яркую, как солнечный день. Интересно, какой женой она стала сыну? Наверняка не очень хорошей. Да и никакая женщина не подойдет. И правильно, что она так и не поехала в Англию. Вряд ли из нее получилась бы хорошая свекровь.
Что бы сказал сын, если б узнал, что она возвращается сейчас домой из-за него? Она нужна ему: в первый раз с тех пор, как ему исполнилось двадцать лет. В его письмах сквозило почти осязаемое чувство одиночества и отчаяния из-за бесплодных поисков Алисы. Она присоединит свои внушительные средства к его состоянию, и вместе они найдут пропавшую жену.
Он не стал стучать, лишив ее возможности выбора — впустить его или попросить уйти. Поворот ключа в замке, и Арчер Сент-Джон появился в дверном проеме, всеми своими действиями и непроницаемым выражением лица давая понять, что он ее тюремщик.
Мэри-Кейт сидела в кресле перед камином, прикрыв ноги шелковым покрывалом. В руках у нее была одна из книг, которые он прислал ей, чтобы она не скучала.
— Почему вы так на меня смотрите? — спросил он. — У меня выросли рога или вы оцениваете пределы моего легковерия?
Видимость вежливости уничтожалась тоном Сент-Джона.
— Я пыталась понять, какая опасность может вам грозить.
— Земной ангел-хранитель, ведомый потусторонним голосом? Вам бы следовало брать деньги за доставляемое развлечение. Хотя должен вас поздравить, мадам. Очень интересная уловка — все эти разговоры о шепчущих голосах и видениях, но я полагаю, вы направляете свои стремления к более значительной цели, как, например, соучастие в некоем плане, придуманном вами и Алисой. В конце концов лучше сказать правду, не так ли?
— Я уже сказала вам правду.