Он подумал о деде теперешнего короля, Людовике XV, содержавшем личный бордель с молодыми женщинами, за которыми он охотился, как за дичью, по полям и лесам. Это место называлось «Олений парк». «Вот это было время!» — любил говорить его отец.

Юбер хмыкнул:

— Наверное, она просила лишить ее невинности. Сколько раз ты имел ее?

Как прекратить эту мерзость? Жозеф набрал в грудь воздуха, как будто собираясь посвятить его в скабрезные подробности. Юбер в предвкушении ухмыльнулся.

— Сегодня ночью Батист приведет ее в мою комнату.

Юбер же тяжело задышал.

— И поэтому, месье граф, — Жозеф неожиданно поклонился, согнувшись в талии, — я уверен, ты извинишь меня, если я не буду напрасно растрачивать силы на болтовню, которая, как тебе известно, лишает джентльмена той энергии, которая ему потребуется для дела.

Слуга, несший кроликов, закашлялся, скрывая душивший его смех, в то время как слуга, несший мушкеты, сохранял свирепый недовольный вид. Жозеф не сразу узнал второго лакея — ах да, Арсен, прислуживавший вчера за обедом, только сегодня у него темные волосы, а не напудренный лакейский парик.

«Молодец, Арсен. Нужна большая сила воли, чтобы не смеяться над нами».

Но где он видел его раньше? Монпелье, может быть? Нет, это смешно, торговцы книгами не держат лакеев.

Он снова повернулся к брату.

— Или ты не согласен, что разговоры, могут оказаться врагами мужской силы, граф? — тихо спросил он.

Юбер пожал плечами, как будто не понял намека, но в его глазах с покрасневшими веками появился холод.

— Конечно, Жозеф. Береги силы, свой знаменитый шарм. Мы еще точно не узнали, но есть слухи, что все молодые ямы, приглашенные сегодня на обед, имеют неплохое приданое.

— А если я не расположен прямо сейчас искать себе жену?

— О, но это не так. Ты чахнешь, ты тоскуешь, тебе до смерти нужна жена.

— Вот уж нет! Я приехал навестить отца и уеду опять — как только… все это закончится.

— Черт! — Юбер промахнулся. Он протянул мушкет Арсену, чтобы тот перезарядил его. И когда, после короткого молчания, заговорил снова, то уже тихим властным тоном. — Я не такой глупец, каким кажусь. А Амели, какой бы она ни была, чертовски умна, почти не уступает по уму стряпчим ее буржуазного отца. Кроме того, она так же бессердечна, как и настойчива в достижении своей цели. Ты сделал ошибку, Жозеф, что не расположил ее к себе.

Жозеф пожал плечами. Сегодня утром ему показалось, что это довольно легко сделать.

Юбер сунул руку во вместительный карман и извлек пару каких-то бумаг.

— Можешь их взять. Я сделал для тебя копии. Но оригиналы с печатями остаются у меня.

Первый документ содержал список расходов на оплату долгов Жозефа и на подкуп разгневанных мужей.

— Детали не имеют значения, я уверен, ты уже не помнишь, ты никогда даже не обращал внимания на то, во что обходились твои приключения. Но сумма денег, которые ты мне должен, имеет значение. Это счет, Жозеф, который следует оплатить через шесть месяцев после смерти нашего отца, когда бы это ни случилось.

Пока виконт просматривал второй документ, Юбер подстрелил еще пару кроликов. Жозеф заметил, как малы они были, всего лишь зайчата, какими трогательно маленькими они казались в пасти собак, а в его голове звучали сухие юридические термины. Зайчата обезумели от страха, потеряв мать и ее защиту. Щеки Жозефа пылали, и он с трудом заставлял себя говорить тихо и спокойно:

— Значит, если я тебе не заплачу, то попаду в тюрьму?

— А ты не думаешь, что я забочусь об общественной нравственности? Представители короля похвалили меня за заботу об общественных интересах. Я делаю то немногое, что могу на благо Франции, стараясь научить месье X вести себя прилично. Ты весело проводил эти годы, Жозеф, но ты должен выгодно жениться, как делаем все мы. И верно, мне нужны деньги. Странно, что, когда ты их получаешь, тебе нужно еще больше. Но ты научишься. Даже с твоей репутацией твоя внешность и происхождение помогут тебе купить кого-нибудь, во всяком случае, не хуже Амели.

Жозеф чувствовал, как, несмотря на палящее солнце, он холодеет.

— Ты не можешь, — тихо сказал он. Но слишком хорошо знал брата. Он мог. Жозеф был бы не первым молодым дворянином, заключенным в тюрьму ради общего блага по указу короля, получить который позаботилась его семья. Он вспомнил о графе Мирабо, которого за восемь лет не раз сажали в тюрьму по капризу собственного отца, ненавидевшего сына. И если бы теща маркиза де Сада продолжала преследовать его, этот джентльмен провел бы остаток жизни в Бастилии.

Он старался осознать слова брата.

— Хорошо, что ты приехал, — продолжал Юбер. — Всю зиму не проходило и дня, чтобы старый герцог не надоедал нам с Амели своими заявлениями о том, как бы он обрадовался возвращению своего любимого сына. Как жаль, что адвокаты так долго тянули со своими юридическими тонкостями, а то бы ты мог вернуться раньше. Но я не мог не наслаждаться огорчением старого глупца, говоря ему, что придется еще немного подождать.

«Не мог не наслаждаться. Да, могу себе представить».

— Он действительно так болен, как ты сообщил в письме? — спросил Жозеф.

Юбер с оскорбленным видом взглянул на брата:

— Неужели я солгал бы о таком важном деле? Поговори сам с его докторами, если хочешь. Конечно, если тебе невыносима мысль о женитьбе, ты можешь уехать прямо сейчас, перейди границу и вернись к своей прежней жизни нищего искателя приключений. Но ты этого не сделаешь.

«Он прав, не сделаю. Я решил оставаться с отцом все время, пока он болен».

— Да и нет необходимости торопиться с выбором невесты, — продолжал Юбер. — Лично я рад, что ты здесь: избавляешь меня от необходимости слушать за обедом и ужином глупые речи старого козла. Когда он умрет, нам, конечно, надо будет с тобой договориться.

Жозеф прицелился, один за другим сделал несколько выстрелов и смотрел, как собаки тащат безжизненные маленькие тельца.

— Хорошая работа, братишка. Ты быстро учишься. Не сомневаюсь, ты не хуже сумеешь попасть в маленькую судомойку сегодня ночью.

«Неужели этот день никогда не кончится?»

— Она не… — с яростью заговорил он. Но что именно он должен сказать?

Юбер улыбнулся:

— Что ты сказал, Жозеф?

— Ничего, месье граф. Ничего.

На кухне работа то и дело прерывалась приступами гнева месье Коле, последний случился из-за рачьих хвостов.

— Слишком мелкие! Их и не видно на блюде! Это катастрофа!

Потребовалось все умение Николя ублажать и умасливать (а также очень тонкое вино «Кот-дю-Рон»), чтобы все встало на свои места.

Мари-Лор знала, что раки всего лишь гарнир. Разложенные по краям большого блюда, они образовывали обрамление для густого соуса с кусками «сладкого мяса», грибами, трюфелями, гусиной печенкой и петушиными гребнями. Поверх накладывались голуби, обжаренные вместе с телятиной, ветчиной и беконом, а на них мелко нарезанные мясо и трюфели, все это венчало слоеное тесто в виде сердца.