Я предпочла промолчать: знала, что любой ответ приведет к новому витку скандала. Поэтому отвернулась, начала смотреть в окно.

– Она еще и отворачивается! Я к тебе обращаюсь! Что – совсем ни стыда, ни совести?! 

Отвечать теперь было бы еще глупее. Не объявлять же на весь вагон, что я беременна, что меня мутит и что еще час пути на ногах я просто не выдержу?

«Молчи, Тинка, молчи! Стерпи, не отвечай и не обращай внимания!» – уговаривала я себя. Раньше, наверное, я сумела бы устоять под этим напором – спасибо матушке, натренировала. Хотя… раньше я просто молча уступила бы. Но теперь – не выдержала: сморгнула одну слезинку, другую, нос заложило. Несмотря на ранее утро и приоткрытое окно мне стало душно, к горлу подступил комок тошноты. 

Я только-только успела вытянуть из кармашка и раскрыть тонкий пакетик, как меня вывернуло. Мой желудок попрощался с завтраком и тоскливо заскулил, сжимаясь. 

– Она еще и пьяная! Блюет тут! Что ж это делается, а? Я сейчас же сообщу куда надо! – глядя на меня почти с ненавистью, завопила скандальная тетка.

– Женщина! Оставьте девушку в покое! Сколько можно вопить? – не выдержала, заступилась за меня еще одна женщина. 

Я сквозь слезы послала ей благодарный взгляд.

Старушка, которая сидела рядом со мной на сидении, тоже неожиданно прониклась сочувствием:

– Ты заболела, деточка?  –  склонилась ко мне заботливо.

Я судорожно кивнула и снова склонилась над пакетом. Старушка полезла в сумку, достала термос, налила в крышку термоса горячего чаю:

– Вот, шиповник заваривала в дорогу, он кисленький. Ты попей, попей!

Воды я взять с собой не догадалась, а пить и в самом деле хотелось. Кисловатый напиток освежил меня, немного унял тошноту. 

– Вот видите? Заболел ребенок! – снова упрекнула скандалистку незнакомая мне женщина. – Вам бы все кричать да требовать, не разбираясь.

– А если больная – должна дома сидеть! – поджала оскорбленно губы любительница поскандалить, подхватила свои ведро, сумку и ушла в другой вагон. 

– Ну все, все, ушла она. Ты не плачь, деточка, – продолжала утешать меня старушка. – Давай еще чайку налью?

– Спасибо… – второй стакан чаю окончательно помог мне прийти в себя. 

– Тебе далеко ехать? – поинтересовалась соседка.

– До Укропинска…

– А мне на две станции дальше. Ты давай, клади голову мне на плечо и поспи. Пока доедем – глядишь, полегчает. 

Мне было ужасно неловко, но старушка настаивала, так что я прижалась к ней, и сама не заметила, как уснула.

Добрая старушка, как и обещала, разбудила меня, когда дизель уже подходил к Укропинску. Я тепло поблагодарила ее, пробралась к выходу и, как только поезд остановился, в числе первых сошла на перрон. Перешла пути, завернула за угол здания вокзала и... увидела Виктора.

Я перешла пути, завернула за угол здания вокзала и… увидела Виктора. 

Он стоял у открытых дверей какого-то склада в компании других мужчин в таких же рабочих спецовках, как на нем самом, курил и криво улыбался, слушая одного из своей компании. 

Увидел меня. Узнал. Что-то сказал своим товарищам, бросил на асфальт окурок, затоптал его и вразвалочку зашагал в мою сторону.

Я заметалась: попытаться сбежать – или остановиться и выслушать парня?

Ноги резко ослабли, коленки задрожали, и я поняла: сбежать не смогу. Остановилась и стала ждать Витю. 

Он приблизился, протянул руку:

– Давай сумки – поднесу. 

Я без возражений позволила ему взять мои вещи.

– Ты тут работаешь? – окинула взглядом замызганную спецовку.

– Да, грузчиком устроился. 

– Ты же хотел в колледж после армии…

– Перехотел, – обрубил Виктор. Потом добавил мягче: – Анька беременна, через пять месяцев отцом стану. Какая учеба?

Если бы Витя не упомянул свою жену – я, наверное, не решилась бы первая заговорить о ней, но тут не выдержала:

– Любишь ее? – спросила прямо, будто это что-то могло изменить. 

Витюша скривился, будто ему лимон целиком в рот засунули:

– Любишь – не любишь… ребенок у нее от меня будет. Не могу допустить, чтобы мелкий безотцовщиной рос. Да и… – он замялся, словно не зная, стоит ли откровенничать еще больше.

– Что? – невольно подстегнула его вопросом.

– Брательник у нее старший в МВД не последний человек. Там, где я служил. Сказал, не женюсь – капец мне. Домой не вернусь.

На это я не знала, что ответить. Покивала молча – типа, понимаю. 

...и даже, кажется, сочувствую?

Нет-нет! Никакой жалости к предателю!

– А ты что? – прервал поток моих мыслей бывший жених.

– Диплом защитила. На работу устроилась в Агранске. Там и жить буду.

– Так ты на выходные к матери?

– Как получится. Может, сегодня уеду, – надежд на то, что разговор с родительницей пройдет мирно, я не питала. 

– Что – Елена Ефимовна все так же сурова и непримирима? – теперь уже Витюша закивал сочувственно и с пониманием. Ох, сколько раз мать гоняла его, обзывала по-всякому, желая отвадить от меня!

– Кажется, стало даже хуже, – я пожала плечами. – Ладно, вот и остановка. Давай мои сумки. Тебя, наверное, ждут.

– Ты это, Тинка… не держи на меня зла, лады? Не собирался я ни на ком, кроме тебя, жениться… 

– Иди, Вить. – Я отобрала у парня сумку с вещами. – Я свою обиду на тебя уже выплакала. 

– Значит, не любишь больше? – Витька пару раз как-то подозрительно моргнул.

– А ты бы хотел, чтобы я годами по тебе страдала? – я начала злиться. 

Виктор это почувствовал, пошел на попятную:

– Нет, нет! Надеюсь, у тебя все сложится. 

– Обязательно! – заверила я его, хотя сама ни в чем уверена не была. 

Подошел нужный автобус, и я поспешила заскочить в открытую дверь и занять место. Устроилась, посмотрела через стекло на остановку. Витя не уходил: смотрел на меня и жадно, затяжку за затяжкой, курил очередную сигарету. Я вдруг поняла, что это было прощание: он больше не подойдет, да и я не стану искать с ним встреч и общения. 

Автобус тронулся, Виктор исчез из виду, а я переключилась мыслями на куда более волнительную встречу, которая мне еще предстояла.

Мама!

Как-то она примет новость о том, что у нее будет внук? Разумом я понимала, что мать будет, мягко говоря, не в восторге. Но глупое сердце все еще надеялось, что мама смягчится, простит меня и примет внука или внучку.