от докучливых наставников, гнева родителей и всех остальных неприятностей, сопровождающих взросление нормальных мальчишек. За годы у каждого здесь появилось свое законное место. — Про твои похождения уже не только мы, но и батюшка знает. Он что, себе враг? Только-только с этим сутягой Стеббинсом замирились.

— Ха, они сами бы ко мне прибежали. — Торк вытянул соломинку из кучи сена, на которой валялся. — Девки, как пчелы, чуют, где сладким намазано.

Он скорчил рожу и показал указательным пальцем на свою промежность.

— Ну насчет девок не скажу. — Лейн скорчил глубокомысленное лицо и обвел глазами присутствующих. — А вот коза, которая дает молоко для Лиззи, за ним как привязанная ходит, это верно. И именно туда смотрит, тут Торк не врет!

— Лейн, скотина, чтоб тебя самого только козы любили, — лениво заметил Торк, не делая даже попытки встать и наподдать шутнику, над словами которого сейчас хохотали все остальные. Он прекрасно знал, что его все равно не поймаешь, и потом — на подобные подначки не было принято обижаться, подшучивать друг над другом у них было в порядке вещей. Главное, чтобы это было смешно и не со злобы.

Впрочем, чего у них никогда не было по отношению друг к другу, так это злобы. Конечно, случались ссоры и обиды, особенно с той поры, как проснулся интерес к женщинам, но злобы… Да какая злоба может к тому, чье лицо знакомо с тех пор, как ты себя самого помнишь?

И еще между ними не было упоминания о том, кто чей сын. Сам Лоссарнах сказал, после того как им всем в пятнадцать лет вручили первые мечи:

— Были мы почти братья, а теперь стали совсем родными. Мы — братья по оружию и по духу, а остальное — мишура.

Вот так они и жили на свете почти двадцать лет, весело и беззаботно. И дальше планировали жить так же, ну разве только на войну какую-нибудь сходить непременно, потому что если на войне не побывал, то какой же ты гэльт?

— Я тут слышал от Горри-торговца, что клан Мак-Праттов собирается заявить свои претензии на пустошь Суффрода, — неожиданно и не к месту, впрочем, как и всегда, сказал Кэлин. — Думаю, что там случится хорошая заварушка.

— С одним согласен, с другим нет, — отозвался со старой телеги Фолле. — Согласен с тем, что будет заварушка, не согласен с тем, что ты вообще думать умеешь.

Толле молча кивнул — из двоих братьев говорил только один, второй все больше молчал. Но при этом их точки зрения всегда совпадали.

Кэлин почесал затылок — что ж они все так путано говорят? Почему он не думает, что за глупости? Он думает. Просто не так шустро, как они.

— Да, Макмиллан Мак-Пратт такими словами запросто разбрасываться не станет, — подтвердил вполне серьезно Лейн. — Значит, он уверен в том, что сможет разбить войско Мак-Шеллов, они тоже на эту пустошь претендуют. Будет отличная драка, грех такую упускать.

— Недели три у нас есть, — деловито отметил Стэн. — Пока копье пошлют, пока место подберут. Только вот вопрос — на чьей стороне драться будем?

— На стороне Мак-Шеллов, ясное дело, — отозвался Лоссарнах. — У меня двоюродный дед был с ними в родстве через жену. Да и не люблю я этого Мак-Пратта, пакостный дядька. Я его видел, когда к Мак-Соммерсам ездил, на большое торжище. Сам улыбается, а глаза как у рыбы — не мигают и навыкате. Тьфу!

— Зато у них в клане девки красивые, — мечтательно сказал Торк, которому в этих вопросах точно можно было верить.

Вот так, говоря о всякой всячине и продумывая план побега на грядущую войну, друзья и просидели до вечера, пока их не позвали в залу, где уже стояли столы. Нельзя сказать, чтобы у них не было дел, но о чем может идти речь в день большого пира? Тем более что их семьи давно привыкли к тому, что эти сыновья дома сидеть не будут…

Здравицы звучали одна за другой. Гэльты по своей сути народ мрачный и неразговорчивый, предпочитающий слову дело, но веселиться они умеют, тем более что поводы для этого выпадают не каждый день. В отличие от Запада и Юга, где праздник чаще всего норма жизни, жители Пограничья веселятся только по серьезным поводам — рождение наследника, смерть врага, окончание жатвы или вот как тут — прекращение двадцатилетней вражды.

Эль лился рекой, жареный олень был принят едоками более чем радостно, это выразилось в воплях и криках, тосты были коротки и емки, как команды на поле битвы или звон мечей друг о друга. Пили за хозяина, за его гостя, за наследников, за Пограничье и за то, чтобы все враги двух славных семейств сдохли.

Весело было и в углу, где лихо препарировали кинжалами левую заднюю ногу оленя восемь прожорливых молодцов. Лоссарнах, отсидев положенный по регламенту срок рядом с отцом, быстренько смылся к своим приятелям, без которых ему в глотку кусок не лез — не привык он без них трапезничать.

— Вот ты тут давеча Мак-Пратта поминал, — сказал ему неожиданно Слот Пузатый, который и впрямь был владельцем приличных размеров брюха, что делало его скверным мечником, но это никак ни сказывалось на его мозгах, из всей компании он был самым рассудительным. — А этот-то твой родич ничем его не лучше. Вон как зыркает, каналья, вроде и улыбается, а глаз недобрый. Как бы гадость какую не задумал.

— Да брось ты, — отмахнулся Лоссарнах. — Всю жизнь он такой, мне отец говорил.

— Ну не знаю. — Слот отхватил кинжалом от отменно прожаренной оленьей ноги изрядный кусок мяса. — Замиренный враг хуже, чем предавший друг.

После толстяк засунул мясо в рот и заработал челюстями.

— А теперь мой сюрприз для хозяина этого дома! — неожиданно зычно заорал худощавый Стеббинс. — Жонглеры с далекого Юга! Большие деньги отдал, чтобы сюда их заманить, так что цени, родич.

В центр пиршественной залы выбежали люди, одетые в разноцветные одежды, со смуглыми лицами и невероятно ловкие, которые тут же начали выделывать совершенно уж невероятные вещи с факелами и ножами. Предметы летали в воздухе, пламя подброшенных вверх факелов сливалось в одну линию, южане прыгали друг другу на спины и строили пирамиды — это завораживало непривычных к подобным зрелищам жителей Пограничья.

— Ох, ё! — проревел простодушный Кэлин, который обожал зрелища и все яркое. — От это да!

— Интересно, а каковы из себя южанки? — произнес Торк. — Я слыхал, они умеют делать всякие такие вещи, за одно упоминание о которых наши женщины могут и оторвать кое-что.

— Отец был