Уже первый час штурма показал, что, хотя число защитников Константинополя невелико, каждый из них намерен сражаться, не заботясь о собственной жизни. Штурмовым отрядам турок пришлось отступить. Таким образом, несмотря на огромное численное превосходство, осада оказалась для войск Мехмеда делом весьма нелегким.

Султана ожидало, однако, еще одно разочарование. 20 апреля турки неожиданно для Мехмеда проиграли и морское сражение. Три генуэзские галеры – те самые, что были направлены в Константинополь с оружием и продовольствием папой римским, – а также большое грузовое судно византийцев, плывшее с грузом зерна и имевшее на борту бочки с «греческим огнем», вступили в бой с турецкой эскадрой. В неравном бою им удалось одержать победу. Турки потеряли много кораблей, сожженных «греческим огнем». Корабли генуэзцев и византийцев сумели преодолеть морской кордон турок, войти в Золотой Рог и соединиться со стоявшей там эскадрой императора. Попытки турок прорваться в залив оказались безуспешными. Султан, наблюдавший за морским сражением с босфорского берега в районе Перы, был в ярости. Командующего турецким флотом Балтаоглу едва не казнили, но все же подвергли наказанию палочными ударами, лишили всех чинов и имущества.

Мехмед прибег после этих событий к маневру, который оказал большое влияние на дальнейший ход осады. Он приказал доставить по суше часть своих кораблей в Золотой Рог. Для этой цели был сооружен громадный деревянный настил. Его проложили у самых стен Галаты. В течение одной ночи по этому настилу, густо смазанному жиром, турки перетащили на канатах 70 тяжелых кораблей к северному берегу Золотого Рога и спустили их в воды залива. Утром 22 апреля взору защитников города предстала турецкая эскадра в водах Золотого Рога. Никто не ожидал нападения с этой стороны, морские стены были слабейшим участком обороны. Вдобавок под угрозой оказались корабли византийцев, стоявшие на страже у входа в залив. Отныне флоту императора приходилось иметь дело с численно превосходившей его эскадрой султана, которой более не препятствовали заградительные цепи.

Греческие и латинские флотоводцы решили попытаться сжечь турецкий флот. Византийский корабль под командованием венецианца Кокко тайно приблизился к месту стоянки турецкой эскадры. Но Мехмед был предупрежден о замысле противника генуэзцами Галаты. Корабль Кокко был обстрелян и потоплен. Часть спасавшихся вплавь смельчаков из его экипажа была схвачена турками и казнена на виду у защитников города. В ответ император велел обезглавить 260 пленных турецких воинов и выставить их головы на городских стенах.

Между тем положение в стане защитников становилось все более плачевным. И дело было не только в нехватке воинов и продовольствия. Император окружил себя итальянскими военачальниками, все надежды возлагая на наемников. Население было раздражено тем, что в столице фактически хозяйничали иноземцы. Кровопролитные схватки возникали в византийской столице между традиционными соперниками – венецианцами и генуэзцами. Ко всему этому прибавилось раздражение византийского духовенства императором, посягнувшим на церковное имущество в поисках необходимых для обороны средств. Среди придворных начали расти пораженческие настроения. Некоторые приближенные Константина советовали ему капитулировать, однако император был непреклонен. Константин стремился личным примером поднять боевой дух осажденных и сплотить их ряды. Он объезжал укрепления, проверял боеспособность войск, всячески старался подбодрить воинов.

В начале мая артиллерийский обстрел города усилился. В строй вернулась гигантская пушка Урбана. После ремонта она опять превратилась в главного сокрушителя сухопутных стен Константинополя. 7 мая войска Мехмеда несколько часов штурмовали эти стены на одном из участков обороны. Атака была отбита.

В середине мая турки начали вести подкопы под стены города. Султан продолжал искать все новые средства для осады. Одно из них появилось у стен города 18 мая.

События этого дня ярко описал их очевидец византийский историк Георгий Франдзи, переживший впоследствии турецкий плен: «Эмир же (султан Мехмед II. – Ю. П.), пораженный и обманувшийся в своих надеждах, стал употреблять для осады другие, новые выдумки и машины. Из толстых бревен соорудил он громаднейшую осадную машину, имеющую многочисленные колеса, весьма широкую и высокую. Изнутри и снаружи покрыл он ее тройными воловьими и коровьими шкурами. Сверху она имела башню и прикрытия, а также поднимаемые вверх и опускаемые вниз сходни… Придвинуты были к стенам и всякие другие машины, о которых не мог помыслить и ум человеческий и которых никогда не строили для взятия крепости… И в других местах построили турки платформы с великим множеством колес, а поверх этих платформ – подобие башен… И они имели весьма много пушек; их зарядили, чтобы они все одновременно сделали выстрел по стенам. Сначала, впрочем, турки выстрелили из того страшного осадного орудия и снесли до основания башню, что близ ворот Св. Романа, и тотчас же подтащили эту осадную машину и поставили ее поверх рва. И был бой губительный и ужасный; начался он, прежде чем взошло солнце, и продолжался весь день. И одна часть турок яростно сражалась в этой схватке и свалке, а другая бросала в ров бревна, разные материалы и землю… навалив все это, турки проложили себе широкую дорогу через ров к стене. Однако наши мужественно преграждали им путь, часто сбрасывали турок с лестниц, а некоторые деревянные лестницы изрубили; благодаря своему мужеству мы неоднократно отгоняли неприятелей в тот день, до первого часа ночи». В конце концов, яростные атаки турок захлебнулись. Новые части, которые несколько раз бросал в бой султан, не смогли сломить удивительного упорства защитников города.

Турки все время делали попытки сделать подкопы под стены Константинополя. Для этой цели они использовали сербов. Однако византийцам удалось узнать о затее турок, и они начали рыть контрподкопы. Им удалось проникнуть в тоннель, вырытый сербами, и поджечь деревянные стойки, поддерживающие кровлю. Когда кровля рухнула, много турок погибло. 23 мая византийцам удалось захватить несколько турецких землекопов в плен и под пытками заставить их указать все места, где осаждавшие вели подкопы. Все обнаруженные подкопы были уничтожены. Это был, пожалуй, последний успех осажденных.

Последние дни перед штурмом, которому предстояло решить судьбу города, были полны невероятного напряжения. Турецкие войска страшно устали, да и само ощущение, что огромная армия никак не может справиться с горсткой защитников византийской столицы, не могло их не деморализовать. Может быть, это была одна из причин, побудивших султана за несколько дней до штурма вступить в переговоры с императором. Мехмед предложил ему согласиться на ежегодную дань в размере 100 тыс. золотых византинов, либо покинуть город со всеми его жителями. В последнем случае им обещали не причинять вреда.

На совете у императора оба предложения были отвергнуты. Такую невероятно большую дань византийцам не удалось бы собрать никогда, а уступить свой город врагу без боя император и его приближенные не пожелали.

Вскоре и султан держал совет в своей ставке. Великий везир Халиль-паша решился даже предложить заключение мира и снять неудачно складывающуюся тяжелую осаду. Но военачальники и большинство приближенных настаивали на штурме. По словам Георгия Франдзи, один из военачальников султана, Саган-паша, доказывал, что Константинополю неоткуда ждать реальной помощи, ибо в среде «итальянских и других западных владетелей… нет единомыслия. А если все-таки некоторые из них с трудом и многочисленными оговорками пришли бы к единомыслию, то в скором времени их союз потерял бы силу: ведь даже те из них, кто связан союзом, занят тем, как бы похитить принадлежащее другому, – друг друга подстерегают и остерегаются». Эти слова свидетельствуют о том, что султан и высшие сановники неплохо ориентировались во внешнеполитической обстановке. Мехмед поддержал тех своих помощников, которые настаивали на продолжении осады. Более того, он объявил о решении готовиться к решительному штурму.