встрече в эссе под названием «Передача лицом к лицу», по-японски «Мендзю»:

Впервые я поднес благовония и официально поклонился Ру-цзину в комнате настоятеля, Чудесной Светлой Террасе, в первый день пятого месяца первого года эпохи Баоцин. Он также впервые меня видел. В тот раз он передал мне дхарму, от пальца к пальцу, лицом к лицу, произнеся: «Врата дхармы для передачи лицом к лицу от будды к будде, от прародителя к прародителю, теперь открыты»[32].

Я представляю себе, как в момент передачи истинного ока дхармы от Ру-дзина к Догэну пробегает, как разряд молнии, сияющая голубая электрическая дуга. Передача лицом к лицу является неотъемлемой дзен-буддистской традиции и практики. Она означает понимание, которое нельзя почерпнуть из книг и передать словами. Понимание, которое может возникнуть только в интимной встрече ученика и учителя лицом к лицу, и так оно передавалось со времен Будды.

На занятиях Ру-дзин учил Догэна практике шикантадза, что значит «просто сидеть»: простой безобъектный стиль дзэн-медитации. Благодаря этой практике Догэн однажды пережил прорыв или пробуждение, которое он назвал «отпусканием тела и ума». Позже он описал это в своих первых письменных инструкциях по медитации:

Таким образом, вам следует прекратить поиск фраз и погоню за словами. Отступите назад и направьте свет внутрь себя. Ваше осознание собственного тела исчезнет, и тогда проявится ваше истинное лицо. Если вы хотите достичь только этого[33], немедленно займитесь только этим[34],

Этот опыт встречи со своим истинным лицом стал поворотным моментом в жизни Догэна. Четыре года он практиковал дзен под руководством Ру-дзина, а затем вернулся в Японию. По возвращении кто-то спросил его, чему он научился в Китае.

«Я вернулся с пустыми руками, – ответил Догэн. – Единственное, что я точно знаю: глаза у меня расположены горизонтально, а нос вертикально. Меня теперь не заморочишь».

Тайм-код

02:38:41

02:38:41 Три часа пролетели незаметно. Изменилось ли мое отношение к своему лицу? Трудно сказать. Но, по-моему, за это время оно стало не таким строгим, как раньше. Лицо мое кажется мне теперь более знакомым и добрым, и менее суровым, так что теперь оно мне немного симпатичней. Уменьшилось какое-то внутреннее напряжение, и глаза стали не такими настороженными и печальными. Взгляд прояснился, и теперь мое лицо кажется мне красивее, чем вначале. Это же можно считать прогрессом?

2:53:01 И теперь я уже с умилением смотрю, как мой палец тянется к пятну на подбородке. Кожа там потрескалась и шершавая на ощупь, но мой палец знает, что она заживает. За все эти годы кончики моих пальцев так хорошо изучили все эти поверхности, и как же это мило с их стороны, что они так обо мне заботятся. И как это любезно со стороны моих глаз, что они снисходительно прощают и самих себя, и остальную часть моего лица.

2:56:57…58… 59… отсчет продолжается… Сегодня прекрасный весенний день, за моим окном – вишня в цвету, и как только закончу, выйду на улицу. Потом выпью латте и съем лимонный батончик, потом сяду на скамейку в парке на Томпкинс-сквер и буду наблюдать за белками, собаками, голубями и разными симпатичными людьми…

2:58:36 А, вот, что-то вроде озарения: мое лицо – это я и не я. У меня хорошее лицо. Оно хранит в себе много людей. Родители, бабушки и дедушки, а также их бабушки и дедушки, на протяжении всех времен и бесчисленных поколений, до моих самых ранних предков; все эти повторения и версии – они здесь, в моем лице, вместе со всеми людьми, которые когда-либо смотрели на меня. И здесь же свет и тени, радости, тревоги, печали, тщеславие и смех. Солнце, дождь, ветер, рукоятки метел и железные заборы, изуродовавшие мне лицо морщинами, шрамами и изломами, – все они здесь.

2:59:23 Поприветствуй же свое лицо, эй, ты, лицо. Передай привет всему миру.

2:59:42 Так, хорошо. И кстати, прикрой рот. А теперь, ну-ка, подними бровь. Закати немного глаза, и улыбнись, и…

3:00:00…вот и все! Закончили!

Мизанабим[35]

Зеркальная комната (鏡の間, произносится кагами-но-ма) – это внутреннее святилище театра Но, расположенное между гримерной и занавесом, через который актер выходит на сцену. Слово 間 (ма) в японском языке может относиться либо к физическому местоположению, например к комнате, либо к интервалу или моменту времени. И вот в этом замкнутом пространстве, надев тщательно продуманный парчовый костюм, актер задерживается, чтобы в тишине собраться с мыслями. Он садится перед большим зеркалом, сосредотачивается и с великой осторожностью берет свою маску. Благоговейно, обеими руками, он подносит ее к лицу, и какое-то время актер и маска пристально смотрят друг на друга. «Это момент, когда он изливает все свои эмоции в маску, – пишет Удака, – и это одновременно священная интерлюдия, в ходе которой он наполняется той ролью, которую собирается исполнить»[36].

Актер кланяется маске, поворачивает ее и с помощью ассистента надевает на лицо.

«В этот миг он превращается в персонаж пьесы. Таким образом, кагамино-ма – это фактически ритуальное пространство, где в актера вливаются магические силы маски Но»[37].

Несмотря на отсутствие парчи и элементов древнего священного обряда, книга тоже может быть своего рода зеркальной комнатой. Это тоже пограничное пространство, безмолвное, исполненное магии и связанное с определенными ритуалами. Писательница заходит в него и садится перед своим отражением в зеркале. Она берет себя в руки и сосредотачивается, а затем выбирает маску. Вглядывается в маску, прикладывает ее к своему лицу – и в этот момент она превращается в главного героя своей истории и смотрит через глаза маски на свое отражение в зеркале: там чужое, незнакомое лицо. Это сложное ощущение, которое невозможно точно описать, но оно наполнено такой томительной сладостью!

А потом (ведь мир книг – это бесконечный зеркальный зал) момент превращения человека в персонажа воспроизводит читатель, когда он или она открывает книгу, входит в зеркальную комнату, надевает маску и тоже становится этим персонажем. В конце концов, для того мы и читаем романы – чтобы увидеть, как преображаются наши отражения, войти в чужое сознание, надеть чужое лицо, очутиться в чужой шкуре.

Мой эксперимент по самосозерцанию также был «кагами-но-ма» своего рода. Хотя медитативное исследование собственного