Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генри церемонно поклонился и вышел из залы под насмешливые и
презрительные взгляды всех находившихся в ней. Он избежал позорной
смерти, он избежал пыток, потому что король действительно уважал его
отца, деда и прадеда, но лишение имущества и разжалование из рыцарей
означали почти что верную смерть. Что ж, Генри готов был умереть, потому что жить, как он жил раньше, уже не хотелось и не было возможности.
И последняя
Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился
И внял я неба содроганье,
И горных ангелов полёт,
И гад морских подводных ход,
И дальней лозы прозябанье.
А.С.Пушкин «Пророк»
У бренных тел Один удел –
В прах превратится плоть.
Всему взамен — Распад и тлен
Его не побороть.
В.Скотт «Айвенго»
Осенний вечер мрачен был,
Угрюмый лес темнел вокруг,
Был путнику ночному мил
Отшельнической песни звук.
Казалось так душа поёт,
Расправив звучные крыла,
И птицей славящей восход,
К небесной радости звала.
«Отшельники у ручья Св. Климентия"
Звуки цитоли
Как капли дождя;
Жизнь пролетела
Так быстро и зря.
Жизнь пролетела,
Немного осталось;
Как бы дожить
Эту самую малость?
Как бы скорее
Уйти в никуда,
Там, где цветёт
Под луной резеда?
Там, где полночи
Поёт соловей,
Там, где свободней,
Где лучше, честней.
Там, где любовный
Напиток кипит;
Там, где усталое
Сердце поспит.
Там, где порядок,
Покой, тишина;
Там, где бессилен
Достать сатана.
Скоро светает,
Я слышу шаги,
Это палач, Боже,
мне помоги.
Такую балладу в прекрасную летнюю ночь сложил Генри Маршал.
Цитоль в этот раз не подвела. Исполнив её, он стал предаваться
воспоминаниям. Вспомнил Диану-Джоану, её любовь и свою жестокость, как из-за неё чуть не произошла дуэль с Уильямом Перси, благо, король лично запретил им драться, иначе один бы из них уже больше года лежал в могиле. «Ах, милый друг Уильям, — думал рыцарь, — как я тебе завидовал, как я тебя ненавидел и в то же время любил. Молодость не прощает чужого успеха, молодость — это зависть, гордыня, тщеславие. Хорошо, что она прошла и теперь я смотрю на жизнь как на путешествие, в котором у каждого путника свой путь. Меня завтра разжалуют из рыцарей, а тебя, брат, отправили в Испанию, щедро одарив подарками и напутствиями».
Сквозь открытое окно было хорошо слышно всех лесных птиц: одни ухали, другие кряхтели, третьи нежно насвистывали.
«Птицы, — размышлял Генри, — вы счастливы от того, что не знаете, что вы птицы, потому что вы не изменяете своей природе и делаете все, как велел вам Бог. Из всех живых существ только человек может выбирать и далее жить в соответствии со своим выбором. Чаще всего человек выбирает зло, а потом до смертного часа мучается от несоответствия божественного замысла и своего выбора. Вот начинается турнир, который может продолжаться от нескольких дней до недели. В нем принимают участие сотни рыцарей, начиная с самых знаменитых и заканчивая всякой беднотой. Они прибывают в течение нескольких недель. Они приезжают отовсюду из самых дальних уголков страны и даже из-за моря, привозят с собой оруженосцев и целые армии слуг. Каждый день рыцари либо бьются, либо наблюдают за битвой. А еще они играют, пляшут и пьют очень много вина. Дамы наблюдают за сражениями и счастливы, когда рыцаря сбрасывают с коня, проколов его насквозь копьём. Из воина хлещет кровь, а они хлопают в ладоши и лезут друг на дружку, чтобы лучше видеть как умирает человек. Лица, облеченные высшей светской и духовной властью тоже в восторге от дуэлей; еще больший восторг у них вызывает свалка, и вместо того, чтобы запретить бои, они, наоборот, всячески поощряют их, ибо считают, что все делается ради них, по их воле, то есть они равны Создателю, они — вершители судеб и двигатели истории. Джон Таллис, мой учитель, говорят, перед смертью попросил, чтобы его полуживого отнесли посмотреть на турнир. Всякий раз, когда кого-нибудь убивали или ранили, лицо его озаряла счастливая улыбка, а после турнира он напрочь отказался беседовать со священником и умер вместо креста, обхватив пальцами рукоять кинжала. И все восхищались, и все говорили: вот так должен уходить из жизни настоящий рыцарь».
Светало. Генри от нахлынувших мыслей забылся и собственная печальная участь его нисколько не волновала.
На ум пришло воспоминание из детства, как он всерьез оплакивал смерть короля Артура и сэра Ланселота, всерьез верил, что когда-нибудь странствуя, он обнаружит священный камень и сможет достать из него Экскалибур. Вспомнил, как они с Алисией бегали по тайной тропе к лесному озеру и часами дожидались Озерной Девы. «О, — сердце Генри разрывалось от боли, — не может быть, чтобы прекрасная Алисия заточила себя в монастырь». Но Алисия уже год как жила там, ибо по-другому пережить позор после отказа Генри вступить с ней в брак, она не могла. Страшное бесчестие потребовало страшного решения, и отныне чудесная девушка до конца своих дней будет ходить в черной одежде и питаться лишь хлебом и водой. «Впрочем, — Генри Маршал после духовного пробуждения на многие вещи стал смотреть иначе, — человеческая жизнь суть разговор с Богом через поступки. Чем мужественнее поступки, тем более близкое общение. Отказ от мира означает максимально возможное на этом свете приближение к Богу, так стоит ли страдать, что Алисия Шелтон вместо невесты человеческой стала Христовой невестой? Если бы не Генри Маршал, то она запросто могла