Ну а удачный шопинг непременно нужно «отлакировать» хорошим коктейлем или развратным десертом. Одни из лучших коктейлей в районе делает бармен в Bemmelman’s – знаменитом баре отеля Carlyle (35 E 76th St.). А за декадентскими десертами sandae (в них мороженое встречается с фруктами, бисквитами, глазурями и взбитыми сливками) отправляйтесь в известное по фильму «Интуиция» одноименное кафе («Serendipity») (Serendipity 225 E 60th St.). Цифра «три» в названии означает, что это третья, расширенная ипостась кафе, но, несмотря на это, здесь всегда яблоку негде упасть.

Для взрослых, которые только прикидываются взрослыми, почти напротив Bloomingdale’s работает магазин конфет Dylan’s Candy Bar (1011 Third Ave, 60th St.), которым заправляет дочь Ральфа Лорена; судя по фигуре, сама она слаще морковки ничего не ест, но в сладостях определенно толк знает. А еще на Верхнем Ист-Сайде лучшие в городе суши: знатоки спорят, где вкуснее – в Sasabune (401 E 73rd St.) или в Sushi of Gari (402 East 78th St.). На дверях первого вас встретит табличка: «No Spicy Tuna. No California Roll» («Роллы с острым тунцом и ролл «Калифорния» не делаем»). Да и меню тут, собственно говоря, нет, потому что omakase – выбор шефа – ваш единственный вариант. В Sushi of Gari все немного либеральнее и веселее: суши-шоты и роллы с маринованой сливой уме, травкой шизо и огурцом. Но в обоих заведениях гарантирована свежайшая, практически живая рыба.

Старинных домов с оригинальными интерьерами в Нью-Йорке, к сожалению, осталось не так уж много. Американцы по сути своей несентиментальная нация, так что покосившиеся деревянные домишки посреди большого города с астрономически дорогой землей могли сохраниться только чудом. Но, к счастью, чудеса случаются. Благодаря им до нас дошел особнях семьи Тредвел (Tredwell), превращенный в музей купеческого быта Merchant’s House (29 East Fourth St.).

Дом, построенный в 1832 году в районе престижной Бонд-стрит (Bond Street) для богатого торговца скобяными изделиями, находился в собственности одной семьи на протяжении почти ста лет. Когда в 1933 году умерла последняя наследница семьи Тредвелл, дом собирались продать со всей обстановкой, но стараниями одного из богатых родственников он был превращен в музей. «Дом купца» буквально застыл где-то в середине XIX века, представляя собой роскошный пример неоклассических интерьеров и федерального стиля в архитектуре, а также давая хорошее представление о типичном быте и укладе жизни состоятельных ньюйоркцев того времени.

Второй Манхэттенский дом, в котором непременно нужно побывать в пандан с «Домом купца», это The Tenement Museum (Visitor Center, 103 Orchard St.) в Бауэри. Здесь вы увидите, «как жила другая половина». И даже не половина, а две трети населения, потому что к началу ХХ века 2,3 миллиона ньюйоркцев (то есть где-то ⅔ его жителей) снимали квартиры в таких же доходных домах.

Доходные дома в Нижнем Ист-Сайде – это зачастую переделанные под «коммуналки» дома преуспевающих семей, перехавших на север Манхэттена в первой половине XIX века, но какие-то из них были построены специально под сдачу, как и пятиэтажный кирпичный дом на 97 Orchard Street.

Когда историки впервые оказались внутри, они обнаружили настоящую капсулу времени: дом стоял нетронутым с начала века. В 1988 году силами двух энтузиастов здесь открылся музей, демонстрирующий быт нью-йоркского рабочего класса второй половины XIX – начала XX века – в большинстве своем недавних эмигрантов из Германии, Польши, России и Ирландии. Тематические экскурсии по разным квартирам дома и окрестным улочкам ведут волонтеры – настоящие фанаты своего дела, которые перенесут вас в швейную мастерскую в крошечной квартире еврейского портного, расскажут, что готовили по праздникам польские хозяйки, чем торговала лавка на первом этаже и каково это было – жить в доме с одним уличным туалетом на 70 семей.

Особняк Моррис-Жумель (The Morris-Jumel Mansion, 65 Jumel Terrace) – настоящая жемчужина Гарлема, находящаяся в стороне от туристических троп. Помимо того, что это самый старый жилой дом на Манхэттене, это еще и важный памятник времен Войны за независимость. Британский полковник Роберт Моррис построил себе летнюю резиденцию в 1765 году, но особняк недолго служил своим первым хозяевам: так как они поддерживали англичан, то были вынуждены уехать в Англию, оставив свой дом осенью 1776 года. Джордж Вашингтон немедленно устроил здесь свой штаб, так как благодаря стратегическому расположению из дома на холме был виден весь Манхэттен и обе реки – Гудзон и Гарлем. Когда войска Вашингтона оттеснили с Манхэттена, сюда въехал штаб англичан. После войны поместье купил француз Стефан Жумель – бывший плантатор, бежавший с Гаити из-за восстания рабов. Его жена Элайза занималась интерьерами дома и декорировала восьмиугольную гостиную и салон, которые сохранились до наших дней.

Благодаря тому, что история дома связана с именем Джорджа Вашингтона, в 1904 году здесь устроили музей, но, кроме оплота революции, это еще и интересный образец колониального декора и быта американской аристократии. Так считала, судя по всему, и английская королева Елизавета II, посетившая музей в рамках своего американского турне в 1976 году.

Здания, заслонившие горизонт, почти упираются в небо. Над всем этим проходят громаднейшие железобетонные арки. Небо в свинце от дымящихся фабричных труб. Дым навевает что-то таинственное, кажется, что за этими зданиями происходит что-то такое великое и громадное, что дух захватывает…

Сергей Есенин,

«Железный Миргород»

Сравнение Нью-Йорка с каменными джунглями до того навязло в зубах, что я решила узнать, кто же первым вбросил в оборот эту цветистую метафору. Один фразеологический словарь русского языка перевел стрелки на О. Генри – причем без ссылок на конкретное произведение. Я было заподозрила Маяковского, но потом – о чудо! – киноцитатник выдал автора нетленки: никакой это не Маяковский и тем более не О. Генри, а Тарзан – точнее, сценарист фильма «Приключения Тарзана в Нью-Йорке», вышедшего на экраны США в 1942 году. По сюжету Тарзан и Джейн летят над Нью-Йорком на самолете, и главный герой, глядя на ощетинившийся небоскребами город, задумчиво произносит: «Каменные джунгли…»

Зрители были от этой фразы в восторге, хотя в американском фольклоре она укоренилась не так основательно, как в русском, что, пожалуй, объяснимо: в советском прокате фильм появился лишь через 10 лет после премьеры, в 1952 году, зато посмотрели его целых 39,7 миллиона зрителей – то есть каждый пятый житель СССР. В 50-е годы отношения между СССР и США были довольно натянутыми, что усугублялось гонкой вооружений и открытым конфликтом идеологий. Американцы в глазах советских людей делились на «Мистеров Твистеров» и угнетаемый ими рабочий люд. Поэтому сравнение с джунглями пришлось тогдашним зрителям очень даже по душе: каменные бездушные джунгли, где человек человеку волк (или тигр), где сильный ест слабого, а природе – в лице стихийного парня Тарзана – не осталось места. К тому же не будем забывать, что фильм был снят на черно-белую пленку, на которой городской ландшафт всегда выглядит довольно уныло и безрадостно. В любом случае метафора закрепилась, и Нью-Йорк в сознании людей, составлявших о нем представление по черно-белым фильмам и романам Драйзера, превратился в каменные джунгли, в которых люди-букашки копошатся под кронами гигантских небоскребов, не видя солнечного света.