– Колобок – персонаж русской сказки, он округлой формы, – пояснила я. – Иногда мы называем так полных людей. Думаю, в японском языке найдется какой-нибудь аналог, но пока на ум ничего не приходит.

Такуми со всей серьезностью уставился на меня. Я уже оценила его благородный поступок: мужчина был в легком коричневом свитере, который оттенял его карие глаза с пушистыми ресницами.

– Ты выглядишь чудесно, – тихо проронил Такуми и так быстро отвел взгляд, как будто посмотрел на ослепительно-яркое солнце. – А теперь нам нужно спешить, – добавил он. – Можем не успеть.

Вдоль тротуара стояли вагончики, где продавалась уличная еда, и почти везде была очередь. Аромат был чудесным, а в животе предательски заурчало, но Такуми взял меня под руку и завел в узкий переулок, поэтому мысли о перекусе улетучились.

Поозиравшись по сторонам, я заметила, что почти над каждой дверцей дома висело по несколько традиционных бумажных фонариков, называемых тётинами. Лишь они и освещали нам путь.

Миновав еще пару переулков, мы остановились возле дома, построенного в традиционным стиле. По бокам от входа расположились два резных каменных фонаря касуго-торо.

Такуми открыл дверь, приглашая пройти в прихожую гэнкан.

– Я подожду снаружи, – ровным тоном заявил он, чем сильно меня удивил.

– Что? Но как… Почему? Разве ты не обещал мне что-то показать? – заволновалась я, оглядываясь вокруг, словно в доме меня поджидала опасность.

– Я хочу, чтобы ты сама все увидела, а мне нельзя внутрь, – отмахнулся Такуми, будто я задала наивный вопрос, вроде того, в какой стороне света встает солнце.

Меня охватило непонятное чувство: я уже предвкушала, что увижу здесь то, к чему Такуми не допускают. Любопытство поманило меня вглубь дома, стены которого были обтянуты рисовой бумагой.

Приблизившись вплотную к двери фусума [26], я заметила женские силуэты, виднеющиеся сквозь бумажную перегородку. Чуть сдвинув дверь, я обнаружила полутемную комнату, уставленную свечами по периметру.

На татами расположились две девушки, спина той, что сидела вполоборота была слегка оголена. Они смеялись, улыбались и о чем-то шептались, но я не улавливала смысла беседы.

Затем какая-то из девушек открыла шкатулку и достала косметический набор в виде цветка. Наверное, там были специальные белила для лица и шеи, о которых я читала в книгах. Я затаила дыхание, наблюдая за происходящим.

Одна из девушек принялась красить другую, проводя кисточкой от шеи к зоне декольте, а затем поднимаясь выше.

Спустя пару минут кожа стала фарфорово-белой.

То ли они делали вид, что не замечали меня, то ли действительно были так поглощены процессом, что ничего не слышали. Я чувствовала себя крайне неловко, как вор, прокравшийся в чужой дом, чтобы ковыряться в чужих вещах.

Но после этого «представления» я действительно захотела узнать поподробнее о вакансии, предложенной Такуми. Разве не в моих интересах остаться в Токио и строить жизнь в японской столице?

Осторожно задвинув дверь и обуреваемая эмоциями, я вернулась к Такуми, который ждал меня снаружи.

– Майко и гейши? – первое, что выпалила я, когда увидела Такуми, беззаботно стоящего возле фонаря. – И как вакансия связана с ними? – недоверчиво проговорила я.

Лицо Такуми было по-прежнему бесстрастным, словно я опять сморозила очередную глупость.

– Располагаешь ли ты временем, чтобы продолжить прогулку? Полагаю, мне есть что тебе сообщить, – сказал он, пиная камушек на тротуаре.

В свете фонаря Такуми выглядел еще старше, чем я думала, что, скорее, украшало его. И небритость прекрасно подчеркивала его высокие скулы. У такого мужчины точно есть та, с кем он спит. Мне стало неприятно и стыдно, я даже непроизвольно сжала ладони, впившись ногтями в кожу и наказывая себя за неправильные мысли.

Такуми настоял свернуть в соседний переулок, где шум торговых улочек совсем стих. Немного погодя мы наткнулись на деревянную скамейку и расположились на некотором расстоянии друг от друга. Чувство неловкости не покидало меня с того момента, как Такуми пришел в университет. Все казалось странным, однако я чуть успокоилась, поймав себя на мысли, что мне с ним легко. Я заметила, что Такуми часто делает паузу, давая мне несколько минут на размышления. И теперь он снова ждал какого-либо знака с моей стороны, чтобы начать.

Но неожиданно меня посетила еще одна мысль, не имеющая ничего общего с текущим моментом.

В голове возник образ отца. Я понимала, что преподавательская деятельность во Владивостоке была утомительной и ему часто приходилось бывать в разъездах. Но папа много раз брал нас с мамой в этот город вантовых мостов, а иногда расхаживал с умным видом историка по японскому кварталу и рассказывал местные секреты.

Его последний день, проведенный в кругу семьи, был ничем не примечательным, единственное, что я заметила тогда, – усталость и грусть в глазах отца. Тело папы нашли через три дня, в разгар лета, когда мне хотелось считать звезды на небе.

Предательские слезы грозили покатиться по щекам, в горле встал удушающий ком.

Такуми внимательно посмотрел на меня, заметив мое состояние.

– Айуми, – еле слышно спросил он. – С тобой все в порядке?

Я была на грани. Родители, самые родные и дорогие мне люди… почему все так резко оборвалось, превратившись в болезненные воспоминания?

После них осталась лишь пустота, которую я отчаянно пыталась заполнить. Но сейчас я знала, как с этим совладать.

Совладать, чтобы не сорваться.

– Закроешь глаза на секунду? – попросила я, немного сомневаясь в разумности решения.

Такуми окинул меня недоверчивым взглядом, но подчинился. Мне не хотелось медлить, и я прильнула к его губам. Одно ощущение заменило другое.

Я уже не думала ни о чем, сердцебиение так ускорилось, что, наверное, Такуми мог услышать биение моего пульса.

Образ отца растворился. Как и ожидалось, Такуми не ответил на поцелуй: он открыл глаза и наблюдал за происходящим. Я отстранилась, прекрасно понимая ироничность ситуации, которую же и создала.

– А теперь мы можем поговорить? – сказал он как ни в чем не бывало и прищурился.

15. Такуми

Пятнадцать лет назад

Я добрался до леса буквально за мгновение до того, как тучи заслонили луну и мир погрузился во мрак. Осторожно шагая по тропинке, пытаясь не оступиться и не свалиться на землю, я продолжал выискивать знакомый силуэт, но тьма мешала мне разглядеть окрестности: я не видел ничего дальше кончика собственного носа. Я находился в чаще леса, деревья сливались в единую темную массу, я не мог ничего толком различить, поэтому шел давним привычным маршрутом – по памяти.

Споткнувшись пару раз о сырые ветки, я почти добрался до нужного места,