Повесив трубку, я замер в изумлении: мне посчастливилось попасть в верхние 10 %! Для меня это было лучшей движущей силой, чтобы продолжать работать. Меня даже не вычеркнули из списка из-за проблем с глазами! Это было всего лишь еще одно препятствие, которое мне предстояло преодолеть. Я был готов принять любой вызов, если уж мне удалось так близко подойти к исполнению своей мечты.

Я изучил вопрос и узнал, что ортокератология — это процесс коррекции формы роговицы глаза при использовании контактных линз. Когда в 1940-е гг. офтальмологи только начали выписывать своим пациентам линзы, эти приспособления вовсе не были такими мягкими и приятными, как сейчас. По сути, это были кусочки твердого стекла или пластика. Доктора заметили, что, поносив некоторое время такие линзы, люди неожиданно начинали видеть лучше без всяких приспособлений.

Глазное яблоко — само по себе линза. Свет входит в нее, преломляется и попадает на сетчатку, расположенную в задней части глаза. Если луч попадает на сетчатку под правильным углом, то ваше зрение 20/20. Если не под правильным, то у вас либо близорукость, либо дальнозоркость, либо астигматизм и вы носите очки или контактные линзы, чтобы свет преломлялся под правильным углом и вы могли хорошо видеть. Жесткие линзы изменяют форму роговицы, по сути уплощают зрачок, и вы можете видеть. Проблема в том, что после того, как вы снимете линзы, через пару дней ваши глаза вернутся к своему первоначальному состоянию. Ткань быстро встанет на свое естественное, привычное место. Но вроде бы, если носить такие жесткие линзы постоянно, некоторое время вы будете лучше видеть без всяких средств коррекции.

Я решил попробовать. Пролистав «Желтые страницы Бостона», я нашел врача, специализирующегося на ортокератологии. Он выписал мне эти жесткие линзы, и зрение у меня начало улучшаться. Оно оставалось более острым пару дней после того, как я их снимал. Через несколько месяцев мое зрение соответствовало требованиям программы астронавтов, и я был готов подать новое заявление о приеме. Уж в этот-то раз НАСА, конечно, захочет меня взять! Единственное, что мне нужно было сделать, — это вернуться в МТИ и проделать этот невозможный фокус, который уже чуть было не убил меня, — сдать квалификационный экзамен.

Занятия возобновлялись в начале сентября. Моя следующая попытка сдать квалификационный экзамен была назначена на конец ноября. Той осенью профессор Шеридан был в творческом отпуске в Стэнфорде, но он должен был вернуться на День благодарения, и это было единственное время, когда он мог приехать. На все про все у меня было три месяца.

Той осенью я взял курс статистики, и там у меня появился приятель — Роджер Александр из Тринидада. Мы быстро сошлись, потому что оба принадлежали к группе людей, которые упорно работают, а не к эксцентричным гениям. Роджер жил в отдельной комнате в общежитии для студентов-постдипломников. Это было что-то вроде квартиры на четверых с общей кухней и гостиной. Там мы занимались по вечерам. Я никогда не забуду один из этих вечеров, когда мы вгрызались в ряд задач, которые нас просто убивали. Мы никак не могли разобраться с ними, а потом, около двух часов ночи, сосед Роджера Грег Шамитофф вошел в общую комнату в пижаме, жуя огромный апельсин. Шамитофф был ужасно умным парнем. Можно сказать, в его мозге скрывались огромные силы. Талисман МТИ — бобер, потому что этот зверь в каком-то смысле инженер. Не случайно и то, что он делает бо́льшую часть работы ночью. Шамитофф идеально подходил под это описание. Я не часто видел его в дневные часы. И вот он подошел к нам, потягиваясь, как будто только что проснулся, и спросил:

— А чем это вы тут занимаетесь, ребята?

Мы сказали, что эта задача завела нас в тупик. Грег попросил посмотреть условие.

Посмотрев примерно минуту, он сказал:

— Ну да. Сделайте так, так и эдак, и вы получите ответ.

Мы сидели над задачей весь вечер, а Грег решил ее в уме за несколько секунд, стоя в пижаме и слизывая апельсиновый сок с пальцев.

Грег тоже хотел стать астронавтом (и в конце концов стал им через пару лет после меня). В то время он уже сдал квалификационный экзамен. Мы разговорились. Он рассказал мне, что для того, чтобы хорошо отвечать на устном экзамене, тренировался со своими друзьями. Они придирались друг к другу так, будто бы были диссертационным советом, поскольку для того, чтобы сдать экзамен, нужно не только владеть информацией, но и уметь предугадывать вопросы и быстро соображать, не впадая в панику. Грег предложил сделать то же самое для меня: собрать «диссертационный совет» из ребят, которые уже сдали квалификационный экзамен и знали, как нужно к нему натаскивать. Они устроят мне настоящую гонку, и это меня подготовит к реальному испытанию.

В тот вечер, разговаривая с Грегом, я понял, что готовился к устному экзамену совершенно неправильно. Я не просил никого о помощи, поэтому не знал, что надо делать. Я сидел в одиночестве в своей отдельной кабинке в библиотеке, набивал голову фактами и цифрами, не зная, как все происходит на самом деле, так что нет ничего удивительного в том, что я провалился.

У нас в Америке превалирует идея о человеке, который творит себя сам. Мы любим прославлять достижения каждого отдельного индивида. У нас есть свои образцы для подражания, такие как Стив Джобс, Генри Форд и Бенджамин Франклин, и мы часто говорим о том, как здорово, что они сделали великие вещи и создали себя буквально из ничего. Я думаю, что человек, который создал самого себя, — миф. Я никогда в это не верил. Могу честно сказать, что никогда и ничего не добился бы в одиночку. Всегда рядом были или родители, которые поддерживали мое стремление следовать за своей мечтой, или наставники, такие как Джим Макдональд, который что-то во мне разглядел, или однокурсники, такие как Грег Шамитофф, которые бросали мне вызов и заставляли работать лучше. Всему, чего я добился, я обязан людям вокруг себя — людям, которые подталкивали к тому, чтобы я раскрывал свои лучшие качества.

Это было именно то, чем я восхищался, когда посмотрел «Парней что надо», — люди, товарищеские отношения, то, как Джон Гленн и другие парни стояли друг за друга и заботились друг о друге. Я не просто хотел полететь в космос — я хотел стать частью команды, которая отправляется в космос, потому что она казалась мне великолепной командой, к которой стоило присоединиться. По той же причине я так любил спорт. Быть частью клуба, разделять братские чувства — именно тогда я чувствую себя как дома. Думаю, мне нравится дружба и ощущение товарищества в спорте больше, чем сама игра.

Ошибка, которую я совершил со своим экзаменом на соискание докторской степени, состояла в том, что я позабыл о том, что мне нужна команда. Я решил, что пробегу этот марафон самостоятельно, и так и готовился к нему. Я принял предложение Грега отрепетировать со мной устный экзамен. Каждую неделю мои сокурсники поджаривали меня на медленном огне. Мне очень помог парень из Англии Ник Патрик, который стал астронавтом в следующем наборе после меня. Еще очень помогли Клиф Федершпиль и Мохаммед Йахиауи. Они были безжалостны. Каждую неделю я стоял перед ними один у доски с кусочком мела в руке, а они рвали меня в клочья. Они заставили меня пересмотреть все слабые предположения, которые я допустил в своей работе. Они научили меня думать на лету и четко выражать свои мысли. Они гоняли меня снова и снова, а потом мы шли выпить в «Пересохшее ухо».