Я нерешительно подошла ближе, восхищаясь висевшими на ней изысканными вечерними платьями. Перебрала пальцами шелк. Одно выделялось среди остальных: лиф из маслянисто поблескивавшей кожи цвета слоновой кости, сходившийся к талии. Меня разобрало любопытство. «Студия Версаче» – значилось на ярлычке. Святотатством было даже прикасаться к этим нарядам.

На полу были сложены обувные коробки: «Джимми Чу», «Кристиан Лабутен» – кого тут только не было, все до единого знаменитые модельеры.

Зачем Райану дамский гардероб? Должно быть, на актрисе они смотрятся неплохо – со всеми этими аксессуарами. Стоп, где я? В номере Райана или у Лорен?

В смятении озираясь, я поспешно вернулась в спальню, отыскала чемоданы Райана и его гитару. Проверила бирки на багаже и с облегчением прочитала: «Шелл-Би энтерпрайзес». Ну ладно, номером я не ошиблась…

Потянувшись к своему чемодану, я заметила лежавший на кровати конверт.

Хм, странно. Коридорный оставил счет?

Вскрыв конверт, я достала сложенный вдвое листок. А, Райан оставил записку. Мой взгляд упал на строчки… Почерк был не Райана.

Доброе утро, малыш.

Жаль, что меня не будет рядом, когда ты проснешься. Я сбежала к себе, чтобы не возбуждать подозрений. Знаю, что тебе будет нелегко, но лучше сразу дать ей понять, что все кончено. Я понимаю, ты не хочешь обижать Тарин, но это тянется слишком долго. Жду не дождусь вечера, когда мы снова останемся вдвоем.

Оставляю тебе мое сердце,

вечно твоя, Лорен.

Что это, шутка? Нет, не может быть! Я силилась осознать прочитанное. Нет, не мог он так со мной поступить. Только не сегодня. Не в мой день рождения!

Я снова взглянула на дрожавшую в моей руке записку.

Вот мое имя…

Тарин.

Казалось, мир обрушился на меня всей тяжестью, сокрушая кости. Сердце порвалось в клочья и рассыпалось прахом.

Лорен.

Это ее подпись, это она торопит моего парня меня бросить. Слухи, ложь, фотографии – значит, все правда?

Все кончено.

Слова метнулись ко мне со страницы, метя в сердце, как острый кинжал.

– Нет, черт побери! НЕТ! – выкрикнула я. – Он меня любит. Меня, а не ее!

Неужели он действительно заставил меня прилететь, чтобы порвать со мной? Или нет? Или так и было задумано, чтобы я увидела следы его измены? Как он мог поступить со мной так? Неужели он в самом деле настолько бессердечен, что оставил мне это письмо?

Почему бы и нет? Томас обошелся со мной так же.

Нет. Райан не такой. Он хороший человек… И он мне изменяет.

Я задыхалась. Миллион картин вставали перед глазами. Райан целует мне руку и улыбается так, что сердце заходится; тысячу раз повторяет, что любит меня…

Нет, этому должно найтись разумное объяснение. Должно! Я пошатнулась, вдруг испытав головокружение.

Нога задела какой-то предмет на полу, совсем рядом с моим чемоданом. Я нагнулась, подняла блестящий клочок ткани. Развернула, и в руках у меня оказались черные шелковые трусики. Новое доказательство измены, словно подкрадывающаяся смерть. Все счастливые воспоминания стерло видение Райана, занимающегося любовью с Лорен на этой самой кровати.

Звонок мобильника заставил меня вздрогнуть. Сердце заколотилось, и я чуть не упала.

– Да, – всхлипнула я.

– Это Тарин Митчелл? – резко осведомился мужской голос.

– Да. Кто говорит? – пробормотала я, утирая щеки рукавом.

– Не важно. Запишите адрес, – велел голос. Звучал он сдавленно и хрипло.

– Что? – не поняла я.

– Он с ней прямо сейчас, – настойчиво проговорил неизвестный. – Мы их снимаем. Возьмите ручку.

Слушая щелчки камер, я добралась до стола и нашла гостиничный блокнотик – такой же, каким пользовалась Лорен.

– Взяли чем писать? – выкрикнул мужчина.

– Да, но я не понимаю…

– Вы должны увидеть все как есть. Поспешите. В отеле вам предоставят такси. Приезжайте на Вест-Палермо-авеню – ресторан на углу. Снимайте… Он опять ее целует! Ах, как он завелся… Вест-Палермо, две тысячи девятьсот пятьдесят.

– Кто говорит? – спросила я. – Алло?

Конец связи.

Вырвав из блокнота листок, я подхватила сумочку.

– Вест-Палермо, две тысячи девятьсот пятьдесят, – прочитала я адрес шоферу такси и засунула листок в карман.

Дождь лил как из ведра, на ветровом стекле блестели капли. Шторм, трепавший Майами, затянул небо чернильными тучами. Темные, зловещие, они неслись по ветру, сдувавшему ливень вкось. В промежутках между вспышками молний рокотал гром.

Я ютилась на краешке заднего сиденья, ошалело уставившись в переднее стекло. Вот указатель: Палермо-авеню. Горло у меня перехватило.

Таксист остановился у тротуара.

– Здесь, – указал он на высокое офисное здание. – С вас четырнадцать пятьдесят.

Я выхватила из бумажника двадцатку и сунула ему дрожащей рукой.

– Чек нужен? – хрипло спросил он.

– Нет. – Я уже поворачивала дверную ручку.

Захлопнув дверцу, я бросилась сквозь ливень под козырек крыши. С неба страшно загрохотало. Я инстинктивно пригнулась, когда эхо раската отразилось от высокого здания. Гром пугал меня: при моем сегодняшнем везении могло и молнией ударить.

Я рассмотрела крупные цифры на серой стене… Две тысячи девятьсот пятьдесят. Банк, а над ним несколько этажей контор.

Я была в полном смятении. Какого?.. Может, кто-то жестоко разыграл меня… Послал ловить ветра в поле? Я выхватила из кармана листок, но вместо адреса перед глазами снова оказалось письмо Лорен. Эта записка точно не шутка.

«Ресторан на углу», – поспешно подсказала мне память. Я посмотрела направо и налево, не понимая, куда идти, так как стояла прямо посередине квартала.

Улика, зажатая в кулаке, подстегнула меня. Я быстро зашагала по тротуару. Дождь вымочил меня насквозь, сапожки противно липли к ногам. Старательно уложенная прическа погибла. Вздрагивая под ветром, я поправила сумочку на плече.

Жаль, нет зонтика. Я подняла ворот блузки, чтоб вода не текла за шиворот.

На углу к стене жались двое мужчин в непромокаемых куртках. В руках у обоих были камеры с длинными белыми объективами, прикрытые прозрачными пластиковыми чехлами. При виде их у меня перехватило дыхание. Вот ресторан, а в нем Райан, его можно увидеть с улицы. Я задохнулась, рассмотрев его. С волос лило, пряди липли к лицу, тушь стекала и обжигала глаза.

Я увидела, как Райан взял руку Лорен. Камеры защелкали, зажужжали.

Он надел ей на палец кольцо.

Я чувствовала, как слезы выступают на глазах, а грудь распирает невыносимая боль.