Когда слово было произнесено, все существо Элрика пронзила боль, вызванная напряжением. Он закричал:

— Приказываю: отворись!

Он знал, что, как только дверь откроется, кузен узнает о его Элрика, появлении, но ему приходилось рисковать. Кристалл расширился, пульсируя и бурля, а потом начал растекаться. Он растекался в никуда, в нечто, лежащее за пределами физической вселенной, за пределами времени. Элрик облегченно вздохнул и вошел в башню Б’аал’незбетта.

Он пробирался по ступенькам в центральное помещение, а вокруг него вился призрачный огонь, от которого кровь застывала в жилах и разум погружался во мрак. Вокруг него слышалась странная музыка, жуткая музыка, которая пульсировала, стучала и рыдала в его голове.

Над собой он увидел ухмыляющегося Йиркуна, тоже с Черным Мечом в руке — близнецом того, который держал Элрик.

— Адское отродье! — низким голосом тихо сказал Элрик.— Я вижу, ты добыл Утешитель. Что ж, опробуй его силу против меча-брата. Я пришел уничтожить тебя, кузен.

Буревестник издавал особый стонущий звук, заглушавший визгливую потустороннюю музыку, которая сопровождала лижущий леденящий огонь. Рунный меч бился в руке Элрика, и альбинос с трудом его контролировал. Собрав все силы, он преодолел последние несколько ступенек и приготовился нанести Йиркуну смертельный удар. За призрачным огнем пузырилась желто-зеленая лава, возникавшая со всех сторон, снизу и сверху. Их двоих окружал только странный огонь и лава, которая кралась следом; они находились вне Земли, друг перед Другом, готовые к последней битве. Лава забурлила и начала сворачиваться, поглощая огонь.

Два клинка встретились, и жуткий, пронзительный вой оглушил Элрика. Руку его словно обожгло, и она онемела. Элрик чувствовал себя марионеткой. Он больше не принадлежал себе, его действия теперь определял меч.

Клинок с Элриком, приросшим к рукояти меча, пробил защиту своего брата и нанес глубокую рану Йиркуну на левой Руке. Йиркун взвыл, глаза его расширились от боли Утешитель нанес ответный удар Буревестнику и ранил Элрика в то самое место, в которое был ранен его кузен. Элрик застонал от боли, но продолжил движение вверх и теперь нанес удар Йиркуну в бок — удар был такой силы, что мог бы убить любого другого. Но Йиркун рассмеялся, как спятивший демон из самых грязных глубин ада. Наконец-то безумие обуяло его, и теперь у Элрика было преимущество.

Но страшное колдовство, сотворенное кузеном, еще не потеряло силы, и у Элрика было такое ощущение, будто, несмотря на преимущество, его схватил и пытается сокрушить какой-то великан. А кровь, хлеставшая из раны Йиркуна, попадала и на Элрика.

Лава постепенно исчезала, и теперь Элрик увидел вход в центральную комнату. За спиной его кузена возникла чья-то фигура. Элрик был ошеломлен. Симорил проснулась и что-то кричала ему — на ее лице застыло выражение ужаса.

Меч описал черную дугу и пробил оборону брата — теперь Йиркун был беззащитен.

— Элрик! — в отчаянии кричала Симорил.— Спаси меня! Спаси меня сейчас, иначе мы прокляты навсегда.

Элрика озадачили слова девушки. Он не мог понять их смысла. Он в безумной ярости гнал Йиркуна к верхней комнате

— Элрик... оставь Буревестник! Вложи меч в ножны, или мы расстанемся снова!

Но даже если бы Элрик и мог контролировать свистящий клинок, в ножны его он не убрал бы. Ненависть владела его существом, и, прежде чем спрятать клинок, он должен был погрузить его в злобное сердце кузена.

Симорил рыдала, молила его убрать меч. Но Элрик был бессилен. Тот слюнявый идиот, который прежде был Йирку-ном из Имррира, повернулся на крики сестры и смерил ее похотливым взглядом. Идиот загоготал, протянул трясущуюся руку и схватил девушку за плечо.

Она попыталась вырваться, но колдовские силы еще не оставили Йиркуна. Воспользовавшись тем, что его кузен отвлекся, Элрик нанес удар, которым почти рассек тело Йиркуна надвое.

Но Йиркун, как это ни невероятно, все еще оставался живым, он черпал силы из клинка, который все еще огрызался, нанося удары по рунному мечу Элрика. Собрав последние силы, Йиркун толкнул Симорил вперед, нанизав ее на Буревестник и та, вскрикнув, умерла.

И тогда Йиркун издал последний визгливый смешок, и его черная душа с воем отправилась в ад.

Башня восстановила свои прежние пропорции, огонь и лава исчезли. Элрик был ошеломлен, он никак не мог привести мысли в порядок. Он опустил взгляд на мертвые тела брата и сестры. Поначалу он увидел только два трупа — мужчины и женщины.

Потом страшная истина дошла до него, и он застонал в отчаянии, словно зверь. Он убил ту, которую любил. Буревестник выпал из его руки — на его лезвии была кровь Симорил — и со звоном покатился вниз по лестнице. Рыдая, Элрик опустился на колени рядом с мертвой девушкой и поднял ее.

— Симорил,— простонал он, и его тело сотрясли рыдания.— Симорил... я убил тебя.

Элрик оглянулся на ревущие, рушащиеся, падающие, объятые пламенем развалины Имррира и приказал мокрым от пота гребцам работать быстрее. Корабль со все еще развернутыми парусами, поймав встречный ветер, клюнул кормой, и Элрику пришлось вцепиться в леер, чтобы его не выбросило за борт.

Он смотрел на Имррир, и в горле у него стоял ком. Элрик понимал: теперь он превратился в бездомного, в предателя и женоубийцу — пусть и невольного. В своей слепой мстительной ярости он убил единственную женщину, которую любил. Теперь с этим было покончено — со всем было покончено. Он не видел для себя никакого будущего, потому что его будущее было связано с прошлым, а теперь это прошлое лежало в охваченных огнем руинах. В груди у него родились бесслезные рыдания, и он еще крепче ухватился за леер.

Его разум против желания возвращался к Симорил. Он уложил ее тело на ложе и поджег башню. Потом он вернулся и увидел, что атака увенчалась успехом — победители тащили к кораблям драгоценности и девушек, которым было суждено стать рабынями. По пути они на радостях поджигали высокие красивые здания.

Он стал причиной гибели того последнего, что свидетельствовало о существовании когда-то великой и могущественной Сияющей империи, и теперь ему казалось, что и большая часть его самого перестала существовать.

Элрик оглянулся на Имррир, и внезапно еще большая скорбь обуяла его — он увидел, как башня, хрупкая и прекрасная, словно тонкое кружево, накренилась и рухнула, объятая пламенем.

Он сровнял с землей последний великий памятник умирающего народа — его собственного народа. Когда-нибудь люди, возможно, научатся строить прочные, изящные башни, похожие на башни Имррира, но в ревущем хаосе, сопровождающем падение Грезящего города и исчезновение мелнибонийского народа, умирало само это знание.

А что же владыки драконов? Ни они, ни их золотые барки не вышли навстречу пиратам — город защищали только пешие воины. Может быть, они спрятали корабли в какой-нибудь тайной бухте и бежали внутрь острова, когда захватчики напали на город? Сражение было слишком уж скоротечным, чтобы считать, что мелнибонийцы потерпели окончательное поражение. Уж слишком легко далась чужакам победа. Может быть, теперь, когда флот отходит, Мелнибонэ собирается нанести внезапный удар возмездия?