— Нет, в самом деле, мистер Шойнер, — сказал Эдгар Гувер негромко, — ваш цинизм заходит слишком далеко.

— Пардон, господа. Я говорил всего лишь об одной возможности. Чистая гипотеза…

Очень медленно заговорил адвокат:

— А если никто из наших метеопилотов не будет сбит?

— Вот видите, — дружелюбно сказал Томас, — наконец-то мы начинаем понимать друг друга, мистер Донован. Могу хорошо себе представить, что в этом случае мистер Абель из чистой благодарности решится сменить хозяев и начнет работать на американскую секретную службу.

Джеймс Б. Донован остановил взгляд на Эдгаре Гувере:

— Вы того же мнения?

— Вы слышали мистера Шойнера. Больше мне добавить нечего.

Краска бросилась в лицо Донована:

— За кого вы, собственно, меня принимаете, мистер Шойнер? За кого принимаете моего клиента? На что это вы намекаете?

— Это, — скромно ответил Томас, — игра моей фантазии, мистер Донован, и ничего больше.

— Ни на что подобное мой клиент никогда не пойдет! — крикнул Джеймс Б. Донован.

24 августа 1957 года некий Петер Шойнер явился в нью-йоркскую тюрьму для подследственных. У него было разрешение от высоких верхов поговорить с Рудольфом Ивановичем Абелем с глазу на глаз. Директор лично сопроводил эту «вип-персону» через бесконечные коридоры в комнату для свиданий. Попутно он рассказал, что советский шпион успел завоевать здесь всеобщие симпатии:

— Обычно в тюрьмах заключенные скверно относятся к красным. Но этот Абель — исключение! — директор закатил глаза. — Скажу больше: он — всеобщий любимец! Дает музыкальные концерты заключенным, представляет кабаре, изобрел новую систему оповещения…

— Что он сделал?

— Ну вы же знаете, — директор смущенно засмеялся, — как заключенные переговариваются друг с другом, когда сидят в камерах.

— Старая добрая система перестукивания, — сказал Томас, со вздохом припомнив свой тюремный опыт.

— Абель предложил нашим заключенным новый и лучший способ, который функционирует в сто раз быстрее!

— Какой именно?

— Не хочу разглашать. Скажу одно: по электропроводке.

— Черт побери! — Томас вскинул брови. И подумал: лучших деловых партнеров встречаешь в жизни всякий раз, когда от этого уже никакого проку.

Они подошли к переговорной. Томас зашел внутрь. За мелкоячеистой проволочной сеткой в элегантном костюме стоял Рудольф Иванович Абель. Взгляд его, обращенный на посетителя, был серьезным. Директор сделал знак служащим, и те удалились вместе с ним. Тяжелые железные двери закрылись. Томас Ливен и советский шпион Абель стояли, разделенные лишь проволочной сеткой. Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. В помещении было очень тихо. И тогда Томас Ливен заговорил… Мы не знаем, что он сказал. Мы не знаем, что отвечал Абель. Ни Абель, ни Томас никогда об этом не рассказывали. Беседа продолжалась сорок девять минут.

26 сентября 1957 года открылся процесс против Рудольфа Ивановича Абеля. Председательствовал его честь судья Мортимер Байерс. Слушания были по большей части открытыми. Благодаря находчивости Абеля его защищал один из лучших адвокатов Америки. Когда ему предложили выбрать себе защитника, он объяснил:

— У меня нет денег. Те 3545 долларов, которые у меня были найдены, мне не принадлежат. И я не жду, что меня будут защищать бесплатно. Поэтому прошу, чтобы суд сам назначил мне какого-нибудь адвоката.

В правовом государстве вроде Америки это означает, что власти должны предоставить такого адвоката, которого никоим образом нельзя было бы заподозрить в коммунистических симпатиях, но который был бы асом уголовного права, — именно таким человеком и был Джеймс Б. Донован.

Этот процесс стал вообще чем-то уникальным. Обвиняемому было позволено свободно передвигаться в здании суда, обедать в одной столовой с присяжными и беседовать с репортерами. С другой стороны, судья Байерс распорядился:

— Ни один из тридцати восьми свидетелей не должен находиться в зале судебного заседания и следить за ходом всего процесса, пока сам не даст показаний.

Но большинству из тридцати восьми свидетелей этого и не требовалось, так как, начиная с первого дня слушаний, они свободно могли читать в газетах обо всем, что происходило в зале суда…

Из соображений безопасности было издано распоряжение: агенты ФБР и другие персоны, которым может грозить опасность, должны выступать со свидетельской трибуны с закрытыми лицами. На них были капюшоны с маленькими прорезями для рта и глаз, и потому все они казались делегатами от ку-клукс-клана. Томас Ливен тоже появился в подобном капюшоне. На его груди, как, впрочем, и у других замаскированных свидетелей, красовался номер. Выдержки из стенограммы звучат так:

Байерс: Номер 17, вы присутствовали при аресте мистера Абеля. Опишите его поведение.

Номер 17: Мистер Абель держался очень спокойно. Только во время обыска квартиры у него случился нервный срыв.

Байерс: Почему?

Номер 17: Потому что в соседней комнате заголосило радио. Пел Элвис Пресли. Мистер Абель зажал уши и прокричал: «Мои нервы на пределе! Этот парень и есть главная причина того, почему я хочу вернуться обратно в Россию!»

(Смех в зале.)

Байерс: Требую абсолютной тишины! Номер 17, вы разговаривали с жильцами дома. Какое впечатление у них от мистера Абеля?

Номер 17: Самое лучшее, какое только может быть. Все без исключения считали его душой-человеком. С многих из них за это время он написал портреты, в том числе и с агентов ФБР, находившегося в этом здании.

Байерс: Он рисовал агентов ФБР?

Номер 17: Да, с полдюжины. И очень талантливо, ваша честь.

Байерс: Из протоколов следует, что у Абеля был коротковолновый передатчик, который совершенно открыто стоял в ателье.

Номер 17: Это так, ваша честь.

Байерс: И никому из агентов ФБР это не бросилось в глаза?

Номер 17: Бросилось. Некоторые просили подробно объяснить им, что это за прибор. Они считали Абеля радистом-любителем. Однажды даже аппарат включился в то время, когда Абелю позировал один из агентов ФБР. Абель коротко что-то отстучал. Аппарат смолк. Агент ФБР спросил: «Кто это был?» Абель ответил: «А вы как думаете, кто? Конечно же, Москва!»

(Громкий смех в зале.)

Байерс: Если подобное повторится, я прикажу очистить зал! Номер 17, вы были тем, кто обнаружил использованные бумажные платки, в которых Абель прятал микропленки. На одной из них был ключ к дешифровке сложного кода. Удалось ли расшифровать сообщение в виде множества четырехзначных цифровых групп, записанное обвиняемым непосредственно перед арестом?

Номер 17: Да, удалось, ваша честь.