Едва обезумевший хозяин скрылся в коридоре, Глеб захлопнул за ним дверь и сунул в металлические скобы заклинившего засова древко копья. И тотчас под градом мощных ударов заходил, задергался косяк. Посыпались с потолка опилки и пыль. Завибрировало копье, грозя выскользнуть из вбитых в дерево скоб.

А потом десятки ног зашаркали под окнами, и на запертые ставни со стороны улицы обрушились сжатые кулаки. Весь дом заходил ходуном: гуляли под ногами половицы, скрипели доски над головой, дрожали стены. Обезумевшие деревенские жители расхаживали по чердаку, пытались отодрать ставни, вместе с хозяином ломились в дверь, просто чем попало колотили в стены. Глеб представил, что творится снаружи и ему стало страшно. Он опустился на кровать и долго смотрел, как дергается запирающее дверь копье, как вздрагивают оконные рамы, как сыплется с потолка труха…

Всю ночь он не смыкал глаз. Огарок свечи догорел, и комната погрузилась в грохочущую темноту. И только когда из-за щелей расшатанных ставней в помещение пробились первые лучики серого утреннего света, удары начали постепенно стихать и вскоре прекратились совсем. Разогнанные приближением восхода жители разбрелись по своим домам. Скрываясь от солнца они заползали в подвалы, прятались на чердаках, забивались в углы влажных темных комнат. Один за другим они впадали в странное оцепенение. До следующей ночи…

Тролль открыл глаза, зевнул и изумленно оглядел комнату — покосившиеся ставни, путаницу пронзающих пыльный воздух солнечных лучей, россыпи опилок на полу, запертую копьем дверь, сидящего Глеба, несмятую подушку на его постели…

— Что тут произошло? — спросил великан.

— Землетрясение, — ответил Глеб. Почему-то, сам не зная почему, он решил не рассказывать друзьям о ночном происшествии.

— Землетрясение? — переспросил удивленный Тролль. — Так ты не спал?

— Нет.

— Вот черт! Нам еще повезло, что не засыпало. — Тролль вскочил с кровати и принялся настежь распахивать окна, проветривая комнату.

Через минуту проснулся Коготь. Увидев царящий беспорядок, он протянул:

— Э-э…

На что Тролль, не дожидаясь, пока вопрос оформится окончательно, жизнерадостно ответил:

— Землетрясение.

Маг еще раз осмотрел комнату, поднялся, выглянул в окно и пробормотал:

— Ну да… Землетрясение, значит…

— Ага, — подтвердил Тролль, раскладывая на столе походную снедь. — Природный катаклизм.

Перекусив, они быстро собрались, вышли из комнаты, прошли по коридору и оказались в холле. Хозяин все также лежал на столе, уперевшись в столешницу лбом, только теперь его правая рука свисала до пола, и на кончике среднего пальца висела тяжелая капля загустевшей крови. Глеб подошел к столу и аккуратно положил возле головы коматозника серебряную монету.

— Зачем она ему? — возмутился такой растратой Коготь.

— Может, он когда-нибудь проснется? — ответил Глеб.

— Смотрите, — сказал Тролль, — его здорово поцарапало.

— Точно, — подтвердил маг, — должно быть, землетрясение.

Перешагнув через сорванную вывеску, они покинули харчевню, прошли по улице, обогнули озеро и стали подниматься по скользкому от росы склону котловины, на дне которой приютилась эта странная деревня.

— И все-таки, что с ними со всеми случилось? — Маг обернулся и посмотрел на раскинувшееся под ногами селение. — И что означает этот крест на карте?.. Сначала эти курганы, теперь деревня. Может, они каким-то образом связаны?

— А что? Вполне может быть, — сказал Тролль.

Глеб промолчал.

6

Вечером друзья вышли к пустыне.

И не было никакого плавного перехода от саванны к голым пескам. Только что они ступали по выжженной траве, а следующий шаг уже пришелся на голый, осыпающийся под ногами бархан.

Словно желтое песчаное море набегало на травянистый берег, бескрайнее море, раскинувшееся от горизонта до горизонта, океан, вздыбивший гигантские волны дюн и замерший так, неподвижный и безжизненный. Великие южные пустыни. Огромные безводные пространства.

— Первый колодец там, — Глеб показал на юго-запад. — Воду будем беречь.

— Нет вопросов, — согласился Тролль, и вся троица дружно направилась в указанном направлении.

Раздутое краснеющее солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

В соседнем кресле, заняв место у иллюминатора, восседал лысеющий толстяк почтенного возраста. Он кивнул Глебу, широко улыбнулся и слегка подвинулся, демонстрируя приветливость и радушие, подвинулся чисто символически: каждое сиденье было огорожено подлокотниками.

Глеб снял мокрую куртку и сел.

— В Торонто? — спросил толстяк.

Глеб кивнул.

— А я раньше выйду. В Париже. Эх, матушка-Европа. — Разговаривая, сосед ерзал по креслу, словно никак не мог разместить свое грузное тело поудобней. — Дела? Путешествуете?

— По делу, — лаконично ответил Глеб.

Динамики в пластиковом потолке поприветствовали пассажиров от имени экипажа. Возникла рядом стюардесса, сказала:

— Пристегнитесь, пожалуйста. Убедительно просим не вставать со своих мест. Взлетаем. — И пошла дальше вдоль рядов кресел, повторяя привычную скороговорку.

Глеб глянул в иллюминатор. Тучи разошлись. Высоко в небе сиял месяц, изогнутый и острый, словно ятаган. Толстяк заметил коробочку нейроконтактера на его виске и заинтересованно спросил:

— Вы где бываете? В Эстарикуане? Или Вселенная Тримфольда?

— Мир.

— Мир! Да, да! Самая продуманная, на мой взгляд, система. Я там тоже частенько появляюсь. — Он повернул голову, чтобы стал виден нейроконтактер новомодного лазурного цвета с золотыми кнопками фиксаторов. — У меня там магазинчик. Лучшее оружие. Даже гномьей работы есть. Эльфийские луки. Недорого. Заходите, прямо в Городе, на улице…

— Вам не кажется, что вы шизофреник? — перебил его Глеб и отвернулся. Растерявшийся толстяк замер с открытым ртом. Какое-то время он переваривал полученное оскорбление, потом залился краской, обижено фыркнул, надулся, и стал смотреть в круглую дыру иллюминатора, хотя там уже почти ничего не было видно.

Пол под ногами дрогнул. Самолет набирал ход.

Глеб откинулся в кресле и расслабился. Навалилась необоримая сонливость, расползлась по телу приятной истомой — сказывались бессонные ночи. Сознание провалилось, рухнуло в головокружительную бездну. Он задремал, запрокинув голову, и странные видения, не похожие на сон, но слишком страшные и нелепые, чтобы быть явью, полностью захватили его разум.

1