вежливо позволили дьяку добежать до нашей уборной, а потом невежливо вытолкали за ворота. «Привидением», как я и предполагал, оказался все тот же Павел Псуров. Надо было спорить с Ягой на рубль, она не верила… На этот раз представитель альтернативного следствия был наряжен в два мешка из-под муки, поминутно чихал и уверял всех, что он – предрассветный туман! Дескать, специально обрядился утренним маревом и шел по следу банды разбойников, волокущих охапки царских чертежей. А еремеевские стрельцы, стало быть, оторвали его от важнейшего задания, зверски избили и посадили в тюрьму, на что он будет жаловаться надеже-государю не переставая! Если вы найдете в Лукошкине безнадежно тупого дебила с такой развитой фантазией, что примет обсыпанного мукой пьяницу за клубы серого тумана, – я собственноручно подарю вам звездочку с погона… Охранники разделяли мое мнение, и Псурову по сравнению с дьяком досталось втрое. Уже за территорией отделения они отряхнулись и в обнимку пошли на царский двор плакаться боярской думе на мое самоуправство. Я вернулся в дом, сел за стол, погрустил о несовершенстве мира и даже как-то не сразу понял, что, собственно, меня напрягает. Вроде бы в горнице ничего не изменилось: большая русская печь, полки с посудой, самовар, вязаные дорожки на полу, все, как всегда… Пришлось присматриваться дважды, прежде чем я уловил, чего тут не хватает, – стол был пустой! В том смысле, что меня не ожидал обещанный завтрак, а, как вы помните, подобные провалы в памяти для Бабы Яги отнюдь не характерны. Я не успел еще толком вникнуть в причины подобного нонсенса, как дверь бабкиной комнаты распахнулась и Яга скользнула в горницу. Вид у нашего эксперта по криминалистике был суровый и неприступный. Без всяких предисловий и объяснений старушка бухнула передо мной на стол две вещи: золотое кольцо с пятилепестковым цветком и лыковый лапоть, примерно тридцать седьмого размера. Я попробовал сделать задумчивое лицо, глубокомысленно кашлянул… особого дара прозрения мне это не добавило. Ну, предположим, это колечко Олёны, только где Яга его взяла? При чем тут лапоть (вроде с левой ноги), тоже не очень ясно. Понятно одно, завтрак мне не подали потому, что я его не заслужил! И видимо, у бабки есть на то очень серьезные причины…

– Ладно, сдаюсь… Что все это значит?

– А значит энто, соколик ты мой, что все наше расследование опять коту под хвост! Либо я на старости слаба глазами стала и нюх милицейский теряю, либо ты всю работу отделения не в ту степь направляешь. Ей-богу, Никитушка, как села я да как все факты с уликами сопоставила, так и призадумалась невольно: а ты не вредитель ли у нас?!

От подобного «предположения» у меня просто пропал дар речи. Баба Яга с минуту сверлила меня специфическим, прокурорским взглядом, словно щепетильно высвечивая самые заповедные уголки моей темной души.

– Не серчай, участковый. Чистое у тебя сердце, да к горю людскому ответчивое… Вот кое-кто добротой-то твоей и попользовался. Что глядишь как неродной? Я тебе правду говорю…

– Бабуля! – взмолился я, вытирая носовым платком пот со лба. – Хватит загадок, давайте выкладывайте все как есть!

– Как есть? А вот этого-то я и не знаю, не ведаю… – язвительно развела руками Яга. – Давай-ка лучше в такую игру поиграем: я тебе загадки коварные загадывать буду, а ты на них ответ держать. Сумеешь меня победить – твоя взяла! Сей же час ухожу из опергруппы на пенсию, буду вам, молодым, кашу варить да со стола прибирать. В следственные дела и носу не суну! А вопрос мой будет такой: ты драку-то с невидимкою у поруба хорошо ли помнишь?

– Естественно! Как-никак сам принимал деятельное участие…

– Помнишь, значит? Ну, так проверим: когда ты водицей на землю плеснул, в грязи следы малые, девичьи отпечатались. А вот какие?

– Это в смысле обуви? Носок острый, каблук узкий, предположительно – небольшой сапожок…

– Стало быть, преступница в сапожках была! Так вот тебе, сыскной воевода, первая загадка: когда же Настька разбойная в лапти переобуться успела?!

Я тупо взял лапоть в руки… Боже мой, когда стрельцы перенесли тело в наш сарай, ведь я лично проводил первый осмотр. На трупе был старый сарафан, рубаха, какая-то накидка сверху и… лапти! Действительно, лапти! Неужели этот нож, торчащий из живота, настолько завладел моим вниманием, что я перестал видеть очевидное?

– Никитушка, ты ведь телу уголовницы поперед меня осмотр вел. Как думаешь, где я энто колечко нашла?

– На пальцах обеих рук его не было, – неуверенно заявил я.

– Верно, на груди ейной оно сокрыто было, на веревочке висело. Ты, поди, под одежкой-то у ней не лазил?

– Что ж я, извращенец, что ли?!

– Ты – милиционер! Следствие ведешь, – наставительно поправила бабка, – и на грудях преступницы убиенной не за ради баловства шаришь! Вот тебе моя вторая загадочка: почему Настасья колечко краденое, полюбовником даренное, не на пальце носила?

– Понятия не имею… – честно признался я. – Носила она его! Когда мы столкнулись с ней в трактире Поганова, это кольцо и привлекло мое внимание. Оно было у нее на безымянном пальце. По-моему, левой руки…

– Большое оно ей, – объяснила Яга. – На какой палец ни надень, все одно свалится. В ту ночь Настасья кулака небось не разжимала, чтоб колечко не упустить. А зачем надевала-то, коли большое?

– Из уважения к Селивестру Петровичу, это все-таки его подарок…

– Плохо же ты девок разбойных знаешь, участковый… Не мужики ими правят, а они мужиками своими. И абы что в подарочек не примут. Колечко хоть и золотенькое, а ведь сделано проще простенького. Уж будь вещь хорошая, богатая да вот по размеру мала али велика, так в сундук ее спрячут, но носить… Носить нипочем не станут! Ради форсу разбойного и в лохмотьях походить можно, да только колечки, перстенечки, серьги с ожерельями как влитые сидеть должны, удальство подчеркивать!

– Тогда в чем же смысл?

– Да ить ты сам тока что сказал – внимание твое оно привлекало! Кольцо-то ради единого твоего внимания надето и было. Стрельцы на него и не глянули б… Знали враги тайные, куда ты поедешь, на что посмотришь да кому поверишь. Извести тебя хотели, Никитушка…

– Но кто?

– Знамо кто, Кощей Бессмертный. А вот чьими ручками…

Я отвернулся носом к стене. Только один человек знал о нашем намерении посетить Кобылинский тракт. Только один человек мог подсунуть мне слезливую историю