Комиссии из сенаторов и депутатов Абдул Хамид с иронией напомнил пример своего деда, султана Махмуда Реформатора, сравнив его со своим отцом, Абдул-Меджидом, который стремился осуществлять реформы по согласию и с помощью либеральных институтов. «Я теперь понимаю, — заявил он, — что только сила может привести в движение народ, защищать который Господь доверил мне». Позже, общаясь с европейским корреспондентом, султан настаивал, что не является противником реформ, «но избыток свободы, к которой человек непривычен, столь же опасен, как и ее отсутствие».

С этого времени личная власть султана заменила только что появившуюся конституцию. Новые османы, последние апостолы просвещенной эпохи Танзимата, вскоре прекратили свое существование из-за запретов и преследований. В противовес «армии шпионов» на родине — так их называл ссыльный Намык Кемаль — они стали за рубежом «армией изгнанников, превратившихся в революционеров». Говоря словами его лишившегося иллюзий друга Зии:

Абдул Хамид был несчастный человек и бесчеловечный султан. Потеряв в возрасте семи лет обожавшую его мать-черкешенку, он «никогда никого не любил, и меньше всего самого себя». С ранней юности он был замкнут и нелюдим, чурался любой компании и вырос не в «Клетке», как его предшественники, — ведь он в юности вместе с дядей, султаном Абдул Азизом, бывал в Европе, — а в плену своих мыслей.

Все это стало очевидно, когда, взойдя на трон, он избрал своей резиденцией дворцово-парковый комплекс Йылдыз, окруженный неприступными стенами. Абдул Хамид не любил дворец Долмахче, творение его отца, пышная роскошь которого отражалась в прозрачных морских водах. Зато он увеличил для своих уединенных занятий Звездный павильон, некогда построенный для фаворитки султана. Он разрушил дома вокруг и присвоил себе — для садов — земли, в том числе два христианских кладбища, чтобы создать бессистемный комплекс из павильонов и шале, секретариатов и правительственных зданий, казарм и сторожевых помещений. Все это стало имперским Сералем, новым центром власти, откуда новый султан правил Османской империей, находясь в полной изоляции. Он был абсолютным автократом, равного которому не знала история.

А еще это был центр страха — иррационального страха самого Абдул Хамида за собственную безопасность, порожденного внутренним недоверием к людям и их мотивам и, в свою очередь, вызывающего опасения во всех окружающих. Еще в начале правления повышенная нервозность султана стала хронической — после начала в Стамбуле восстания либералов, вдохновителем которого был Али Суави, лидер новых османов, недавно вернувшийся на родину из изгнания. Его целью было свержение Абдул Хамида и освобождение и повторное возведение на трон его брата и предшественника Мурада V.

С большим отрядом вооруженных сторонников он ворвался во дворец на Босфоре, где был заключен Мурад, и потребовал, чтобы тот пристегнул к поясу меч и последовал за ним. Но насмерть перепуганный принц, явно не оценивший такой перспективы, сбежал и спрятался в гареме. Из-за задержки успела прибыть полиция. Командир полицейских сбил Али Суави с ног и убил его ударом дубинки. Некоторые из его сторонников тоже были убиты или ранены, остальных трибунал приговорил к изгнанию. А Мурад был переведен в более надежное место заключения — изолированный павильон в дворцово-парковом комплексе Йылдыз.

Эта неудавшаяся попытка переворота, предпринятая Али Суави, которую придворные описали султану как масштабный заговор, оказала сильное влияние на состояние его рассудка. И когда британский посол попросил аудиенции для решения дипломатического вопроса, Абдул Хамид вообразил, что его должны похитить, увести на британский военный корабль и там убить, чтобы Мурад мог взойти на трон. Сэр Генри Лэйард вспоминал, что, придя к султану, он нашел его сжавшимся от страха в углу большого зала, где его окружили личные телохранители.

С тех пор подозрения и страхи Абдул Хамида переросли в манию. Йылдыз фактически стал крепостью. Ворота постоянно закрывались изнутри, вокруг была построена вторая стена, а рядом с ней — просторные казармы для албанской императорской гвардии, насчитывавшей несколько тысяч человек. На стенах были устроены наблюдательные посты с мощными телескопами, позволявшими осматривать все окрестности, включая Босфор и бухту Золотой Рог, охраняя дворец от возможной опасности с любой стороны. Абдул Хамид довольно скоро перестал покидать пределы Йылдыза. У ворот была построена мечеть, где он по пятницам молился, и больше не ходил в удаленные городские мечети.

Бледный, молчаливый и меланхоличный, с мрачным выражением лица и пронзительным взглядом, что противоречило его вежливым манерам, Абдул Хамид чувствовал опасность со всех сторон и подозревал всех окружающих. Он окружил себя армией лазутчиков, агентов-провокаторов, сотрудников тайной полиции и неофициальных информаторов, которые ежедневно представляли ему доклады. В конечном счете получалось, что одна половина населения Стамбула следила за другой. Абдул Хамид был правителем, который держал все государственные дела под строгим личным контролем. Он трудился неустанно — с утра до позднего вечера. Умеренный в пище, страдающий от хронической диспепсии, он прерывался только для легкой трапезы или чтобы попить воды. Ему возили воду из одного святого источника, который придворный предсказатель объявил свободным от заразы — чумы и холеры. Султан сам вел свою переписку, вникал в мельчайшие подробности контрактов, концессий, счетов и петиций и лично принимал всех, с кем вел дела.

Не доверяя всем министрам и чиновникам, как «лицемерам и паразитам», он сеял и всячески взращивал взаимное недовольство между ними, назначал на высокую должность одного только потому, что ему было известно о претензиях другого, стравливал всех со всеми. Монополизировав власть, он отдавал приказы и инструкции исполнителям лично или при посредстве штата личных секретарей. Они часто противоречили распоряжениям, отданным главному визирю, тем самым понижая его привычный статус. Великий визирь больше не стоял, как в прошлом, между султаном и министрами, будучи главным получателем делегированных полномочий.

Такова была модель управления абсолютного деспота, правящего, согласно его убеждению, по праву, дарованному ему Небесами. Его государство было, по сути, полицейским. Вся бюрократия сконцентрировалась в одном месте — дворце Йылдыз и была усилена новым инструментом автократии, более могущественным, чем все, что имелись в распоряжении ранних султанов. Речь идет о телеграфе. Впервые примененный союзниками в Крымской войне, он распространился по всей империи французской концессией, и Абдул Хамид активно использовал его в рамках недавно созданного министерства почты и телеграфа. В школах теперь готовили телеграфистов. Довольно скоро в империи была создана разветвленная сеть телеграфных линий, соединившая столицу империи со всеми провинциальными столицами, давая Абдул Хамиду возможности контроля, которых не было ни у одного раннего султана. Губернатор больше не мог править по своему усмотрению и на свой страх и риск. С помощью телеграфа султан мог «отдавать ему приказы, узнавать, чем он занят, сделать ему выговор, отозвать, приказать его подчиненным донести на него и вообще лишить его всей реальной власти». Абсолютный автократ, лишенный препятствий в виде политической оппозиции или конституционных ограничений, Абдул Хамид испытывал отвращение к любым формам либерального правления. По его убеждению, именно из-за либерализма правители Запада позволили своим подданным управлять собой.