Нож наемного убийцы так и не нашел меня. Караффа дал мне еще немного времени. Или возможно, все это — часть его Плана.

Решения, принятые стоиками,[102]меня не касаются. Меня уже ничто не может разочаровать. Как не о чем и сожалеть.

Здесь постоянно идет дождь. Все время идет дождь. Остров, где нет времен года и все дни как две капли воды похожи один на другой.

Я умру где-нибудь в другом месте.

* * *

Лондон, 18 августа 1550 года

Моя миссия исчерпана. С моей точки зрения, здесь нет и не будет никакой стабильности: я возвращаюсь с массой обещании и полной уверенностью в том, что английским дворянам абсолютно нельзя доверять. Мария не только видит в нас курицу, несущую золотые яйца: я встречал у нее и испанских советников. У Карла V есть сын, которого можно вновь женить, хотя он по крайней мере на десять лет моложе Марии. Ест и Караффа желает возвращения Пола на родину, он должен понимать, что это будет означать сближение Англии с Испанией, к огромному удовольствию императора.

Совершенная незаинтересованность в этих событиях помешала мне писать отчеты, которые я прежде регулярно отсылал в Рим, а теперь, когда пришло время отъезда, понимаю, что не слишком спешу вернуться.

Я хочу получить какое-то время, чтобы вновь пройти собственный путь. Понять, что вот-вот должно случиться.

Феррара, 2 сентября 1550 года

— Эрудиты, художники, поэты, книгопечатники. А также секретари благородных господ, преподаватели университетов, низшее духовенство. Существует целый мир, мир в подполье, вступивший в конфликт с церковью. Мир, существующий в перпендикулярной плоскости, проходящей через важнейшиеточки, куда входят видные фигуры, занимающие значительные посты при дворах, распространители идей и советники прави телей. Все недовольные усилением власти инквизиции и кар диналов из числа непримиримых. Нет города, где не было бы своего кружка, объединяющего откровенно недовольных, и где не понимали бы того, что удушающая петля затягивается. Это последователи Вальдеса[103]в Неаполе, скрытые кальвинисты во Флоренции, друзья Пола в Падуе, венецианские сторонники реформации. А есть еще Милан, Феррара… Правители, подобные Козимо де Медичи и Эрколе II д'Эсте, используют эти брожения духа и этих деятелей как барьер, чтобы держать инквизицию подальше от своих границ, но в то же время сами вынуждены открыть в своей политике эру либерализма и веротерпимости. Древняя власть знатных семейств может оказаться очень полез ной для сдерживания наступления новой власти — инквизиции. Эти аристократические семейства воспринимают вмешательство Рима как глаз любопытного, нахально заглядывающий к ним в дом, как нежелательное вмешательство, ограничивающее их власть. Заметив рост народного недовольства привилегиями духовенства и церковной иерархией, они наверняка решат направить его против трибуналов «Святой службы».

Главная задача для нас, баптистов, и состоит в том, чтобы преодолеть уже ставшую хронической нерешительность этих кружков, буквально подогнать их палками, заставить выйти на свет Божий, пока не стало поздно.

Но существует еще и народное недовольство, распространяющееся не только в деревнях, но и повсюду вокруг. Инстин ктивное, естественное отвращение к чрезмерной власти духовенства, вытекающее из ужасающих условий, в которых живет народ. Построить мост между евангелическим духом плебеев и их недовольством — нелегкая задача, которую мы и должны выполнить.

Это не обязательно будет происходить при свете дня, скорее нам придется действовать с удвоенными мерами предосторожности, скрывая наши намерения и нашу веру. Наш собор и послужит для того, чтобы уже в ближайшем будущем обеспечить единство всех общин, разбросанных по полуострову. Он состоится в Венеции в октябре и будет подпольным. Меня там не будет.

— Как?! Ты единственный, кто может объединить все братства! Ты авторитет для всех…

— За меня будет говорить документ, который я доверю тебе. Ест и я действительно являюсь единственным представителем духовной власти, мне лучше остаться в тени. Чтобы Тициана не знали в лицо, но почувствовали силу его слов.

Манельфи почтительно опускает взгляд и разглаживает бумагу на столе. Заметки, сделанные мелким почерком. Они станут голосом Тициана на совете итальянских анабаптистов.

Антверпен, 3 сентября 1550 года

Лодевик де Шалидекер, он же Элоизий Пруйстинк, он же просто Элои.

По профессии кровельщик.

Подозреваемый в распространении еретических книг, в отрицании существования Бога, в отрицании первородного греха, в утверждении совершенства мужчин и женщин, в осуще ствлении кровосмешения и во внебрачном сожительстве.

Сожжен на костре, как еретик, 22 октября 1544 года вместе с многочисленными членами своей секты, так называемыми лоистами.

Его имя всплывает несколько раз в анналах властей Антверпена вместе с именами Давида Йориса, Йоханнеса Денка и нескольких местных дворян и богатых купцов.

Уже в тридцатых годах многие его сподвижники и последователи были арестованы.

Несмотря на свое скромное происхождение, Пруйстинк стал одним из столпов антиклерикальной деятельности Антверпена, хотя был ненавистен и лютеранам.

Он был судим и приговорен к незначительному наказанию в феврале 1526 года по доносу Лютера, который, после встречи с ним в Виттенберге, написал властям Антверпена, чтобы сообщить, какую опасность тот собой представляет. Благодаря отречению он полностью избежал наказания и даже тех мягких, формальных санкций, которые пытались к нему применить.

В 1544 году его подвергли пыткам, дабы заставить при знаться в греховных делах и богохульных мыслях.

Он так и не назвал своих сообщников или последователей, тем самым подписав себе смертный приговор.

Приговор был утвержден Николасом Буцером, домини канцем, снявшим с него последние показания.

Немец, которого я ищу, мертвец, заполнивший целую папку в архивах инквизиции Антверпена.

Этот мертвец сейчас возглавляет самый роскошный бордель Венеции.

Этот немец, которого я ищу, побывал в этих краях во время восстания анабаптистов.

* * *

Антверпен, 4 сентября 1550 года