«Эй, – сказал меч. – Это лишнее! Я велел старику отчистить меня после воды».

Не слушая его, Вивенна сумела поднять сверток и обойтись лишь легкой тошнотой. Она покинула здание и устремилась на Двор богов.

* * *

Жаворонок сидел, уставившись на камни. К трещине в полу бежала струйка крови Рдянки.

– Ваша милость? – негромко позвал Лларимар. Он стоял у решетки, разделявшей их клетки.

Жаворонок не ответил.

– Ваша милость, простите меня. Нельзя было на вас орать.

– Что хорошего в божественности? – прошептал Жаворонок.

Тишина. На стенах тесной камеры мерцали светильники. Никто не унес тело Рдянки, хотя двух жрецов и безжизненного оставили присматривать за Жаворонком. В нем все еще нуждались – вдруг он соврал насчет кодовых слов.

Он этого не сделал.

– Что? – наконец переспросил Лларимар.

– Что хорошего? Мы не боги. Боги так не умирают. Небольшой порез. Не шире моей ладони.

– Я скорблю, – сказал Лларимар. – Она была хорошей женщиной, даже среди богов.

– Она не была божеством, – возразил Жаворонок. – Как и все мы. Если сны привели меня к такому финалу, то они лживы. Я всегда знал правду, но меня никто не слушал. Разве можно не внимать тому, кому поклоняешься? Тем более если он просит этого не делать?

– Я… – Похоже, Лларимар не сумел подобрать нужных слов.

– Они должны были понять! – прошипел Жаворонок. – Правда же очевидна! Идиот. Не бог, а писец. Глупый писаришко, которому позволили несколько лет изображать бога! Трус!

– Вы не трус, – сказал Лларимар.

– Я не сумел ее спасти. Вообще ничего не смог. Сидел и голосил. Будь я храбрее, объединился бы с ней и возглавил войска. Но я не решился, и вот она мертва.

Молчание.

– Вы были писцом, – наконец тихо произнес Лларимар в сырое и душное пространство. – А также одним из лучших людей, каких я знал. Вы были моим братом.

Жаворонок поднял глаза.

Лларимар смотрел из-за прутьев на мигающий настенный фонарь.

– Даже тогда я был жрецом и служил во дворце Добровея Честного. Я видел, как он лгал, занимаясь политическими интригами. Чем дольше я с ним находился, тем слабее становилась моя вера.

Немного помолчав, он продолжил:

– А потом вы умерли. Погибли, спасая мою дочь. Ту самую девушку из ваших снов, Жаворонок. Описание безупречно. Она была вашей любимой племянницей. И наверное, останется. Если вы не… – Он покачал головой. – Когда вас обнаружили мертвым, я потерял надежду и решил уйти с должности. Я опустился на колени возле вашего тела, обливаясь слезами. И тогда заиграли цвета. Вы подняли голову, а тело изменилось – оно стало больше, мышцы окрепли. И я понял. Мне стало ясно, что если для возвращения избрали такого, как вы, – человека, погибшего ради спасения другого, – то Радужные тона существуют. Видения были подлинными. И боги – тоже. Ты вернул мне веру, Стеннимар.

Он выдержал взгляд Жаворонка.

– Ты настоящий бог. По крайней мере, для меня. Не важно, легко ли тебя убить, сколько у тебя дохов и как ты выглядишь. Значение имеет только то, кто ты есть и чего стоишь.

– Ваше превосходительство, у передних ворот идет бой, – сообщил окровавленный солдат. – Мятежники сцепились друг с другом. Мы… нам, может быть, удастся проскользнуть.

Сири вздохнула с некоторым облегчением. Наконец-то дела стали налаживаться.

К ней повернулся Треледиз:

– Если мы выйдем в город, народ сплотится вокруг Бога-короля. Там мы окажемся в безопасности.

– Откуда у них столько безжизненных? – спросила Сири.

Треледиз покачал головой. Они задержались в комнате невдалеке от парадного входа – в отчаянии и сомнениях. Прорваться через укрепления, которые возвел вокруг Двора богов Пан-Каль, было заведомо трудно.

Она посмотрела на Сьюзброна. Жрецы обращались с ним как с ребенком – оказывали почести, но не интересовались его мнением. Он же стоял, положив руку ей на плечо. Она увидела в его глазах работу мысли, но написать ему было не на чем.

– Сосуд, – произнес Треледиз, отвлекая ее, – тебе нужно кое-что знать.

Она перевела на него взгляд.

– Ты не жрица, и мне нелегко это говорить, – сказал он. – Но… если ты выживешь, а мы – нет…

– Говорите, – приказал она.

– Ты не можешь родить ребенка от Бога-короля. Как все возвращенные, он не способен к зачатию. Мы так и не выяснили, как удалось обзавестись потомством первому возвращенному. Если быть откровенным…

– …вы и не думаете, что это правда, – докончила Сири. – Вы считаете фальшивкой королевскую линию крови.

«Конечно, жрецы оспаривают отсчет королевского рода от первого возвращенного, – подумала она. – Они не хотят оправдать притязания Идриса на престол».

Треледиз вспыхнул:

– Важно то, во что верует ваш народ. Так или иначе, у нас… есть ребенок…

– Да, – кивнула Сири. – Возвращенный, которого вы собираетесь сделать следующим Богом-королем.

Он потрясенно взглянул на нее:

– Ты знаешь?

– Вы же планируете убить Сьюзброна? – прошипела она. – Забрать у него дох и бросить мертвым!

– Цвета, да нет же! – ошеломленно возразил Треледиз. – У Бога-короля есть два источника дохов. Первый – врожденный, божественный дох, который делает его возвращенным. Второй – сокровище Миродателя, которое ему передали. Мощностью в пятьдесят тысяч дохов. Вот им он может воспользоваться, как любой пробуждающий, если будет аккуратен с командами. Без него он может преспокойно выжить как возвращенный. На это способны все боги, если будут еженедельно получать по доху в придачу к тому, который их поддерживает. Конечно, они заимствуют дохи, но могут их накапливать и пользоваться в промежутках излишками.

– Но это вы от них скрываете, – заметила Сири.

– Непредумышленно, – отвернулся жрец. – Просто нет надобности. Какое им дело до пробуждения? У них есть все, что нужно.

– Кроме знания. Вы держите их в неведении. Удивительно, что вы не вырезали всем языки, чтобы сохранить свои драгоценные тайны.

Треледиз посуровел:

– Ты продолжаешь нас осуждать. Мы делаем то, что должны, Сосуд. Сила, которой он обладает благодаря сокровищу – пятьдесят тысяч дохов, – способна уничтожить королевства. Она слишком велика для оружия; нас избрали ради одной-единственной божественной миссии – сохранить ее и не допустить применения этой силы. Если войско Калада когда-нибудь вернется из изгнания, мы…