986

«Maledetto colui —

che contrista un spirto immortal!»[243]

Манцони{459}, («Граф Корманьола», второй акт)

987

Наиболее весомый и высший образ человека будет удаваться реже всего: так, история философии обнаруживает несметное число неудачников, несчастных случаев и чрезвычайно медленное продвижение; между вехами простираются целые тысячелетия, подминая всё, что было достигнуто, так что связь то и дело обрывается. Это ужасающая история — история высшего человека, история мудреца. Более всего повреждаема именно память о великих, ибо неудачники и полуудачники{460} не распознают их и заполоняют своими «успехами». Всякий раз, едва обнаруживается какоето «деяние», на арену высыпает толпа черни; гомон мелких и нищих духом людишек — страшная пытка для слуха того, кто с содроганием осознаёт: судьба человечества зависит от счастливого возникновения его высшего типа. — Я с детских лет размышлял об условиях, необходимых для существования мудреца; не стану умалчивать о радостной своей убеждённости, что сейчас в Европе он снова будет возможен — хотя, вероятно, только на короткое время.

988

Однако мы, новые философы, мы начинаем не просто с изложения действительной иерархии ценностей и ценностных различий, — мы стремимся к чему-то, что прямо противоположно всякому выравниванию и уподабливанию: мы учим отчуждению во всех смыслах, мы разверзаем пропасти, каких ещё не было на свете, мы хотим, чтобы человек стал злее, чем когда-либо в прошлом. Покамест мы и сами живём в чуждости и скрытности друг от друга. Нам по многим причинам необходимо будет жить отшельниками и самим носить маски, — следовательно, мы будем мало пригодны и для розыска подобных себе. Мы будем жить одиноко и, вероятно, пройдём через муки всех семи одиночеств. Если же по случайности пути наши пересекутся, готов спорить: мы друг друга не распознаем — или взаимно одурачим.

989

«Les philosophes ne sont pas faits pour s’aimer. Les aigles ne volent point en compagnie. Il faut laisser cela aux perdrix, aux étourneaux... Planer au-dessous et avoir des griffes, voilа le lot des grands génies»[244].

Гальяни

990

Забыл сказать, что философы эти необычайно веселы и любят восседать в проёме пропасти совершенно безоблачного неба — им надобны иные средства, чем всем прочим людям, чтобы выносить жизнь, ибо они и страдают по-иному (а именно — столь же сильно от глубины своего презрения к людям, как и от своей любви к ним). — Самое страдающее животное на земле изобрело для себя — смех.

991

О превратном понимании «весёлости». — Временное избавление от долгого напряжения; озорство, сатурналии духа, который освящает и готовит себя к тяжёлым и страшным решениям. «Шут» в форме «науки».

992

Новая иерархия умов: трагические натуры уже не впереди.

993

Над чадом и грязью людских низин обитает высшее, более светлое человечество, вероятно, необычайно малое численностью — ибо всё, что выдаётся ввысь, по самой сути своей редкостно — к нему принадлежишь не потому, что ты более одарён, или добродетелен, или героичен, или любезен, нежели люди там, внизу, а потому, что ты более холоден, светел, дальнозорок и одинок, потому что одиночество ты выносишь, предпочитаешь, взыскуешь как счастья, как привилегию, да просто как условие существования, ибо среди туч и молний ты как среди равных себе, но так же и под лучами солнца, каплями росы, хлопьями снега и вообще среди всего, что по необходимости приходит с высей и, если и движется, то вечно только в одном направлении — сверху вниз. Воздыхания, тоска по высям — не наш удел. — Герои, мученики, гении и энтузиасты недостаточно кротки, терпеливы, изысканны, холодны и степенны для нас.

994

Абсолютное убеждение: что ценностные эмоции вверху и внизу различны; что у нижних отсутствует бесчисленное множество нужных навыков, что для сообщения снизу вверх необходимо недоразумение.

995

Как приходят люди к большой силе, к великой задаче? — Все доблести и умения души и тела приобретаются трудно и по крупицам, через многие старания, самопреодоление, сосредоточенность на главном, через многие упорные, ревностные повторения одних и тех же работ, одних и тех же лишений; но есть люди, которые оказываются наследниками и хозяевами всего этого многообразного и столь долго накапливаемого богатства доблестей и умений — потому что, путём счастливых и разумных браков, а также благодаря счастливым случайностям, приобретённые и накопленные силы многих поколений не растранжирились, не распылились, а именно в них, в этих людях, обрели вдруг прочную перевязь и слитное единство воли. Вот так в итоге и возникает человек, неимоверный в силе своей, который требует для себя и неимоверной задачи. Ибо это сила наша повелевает нами, а вся жалкая умственная игра целей, намерений, побудительных причин — только внешняя видимость, пусть иные слабые глаза и усматривают в ней самую суть дела.

996

Утончённый человек имеет высшую ценность, даже если он совершенно изнежен и хрупок: в нём многими поколениями взращено и сохранено великое множество необычайно весомых и редкостных качеств.

997

Я учу: что есть высшие и низшие люди, и что один единственный человек, приходящийся на целые тысячелетия, при известных обстоятельствах способен оправдать их существование — то есть человек яркий, изобильный, великий, целый относительно бессчётных неполных, фрагментарных людей.

998

По ту сторону людей-господ, освобождённые от всех и всяческих уз, живут высшие люди: а люди-господа — это их инструменты.

999

Иерархия рангов: тот, кто устанавливает ценности и направляет волю тысячелетий — тем, что направляет волю высших натур, — тот и есть высший человек.

1000

Полагаю, кое-что в душе высшего человека мне удалось разгадать, — и даже если каждый, кто его разгадал, неминуемо должен погибнуть, но если он хоть раз видел его, то обязан помогать его осуществлению.

Основная мысль: мы должны будущее брать мерилом всех наших ценностей — а не искать позади нас законы нашего действования!

1001

Не «человечество», но сверхчеловек — вот истинная цель!