– нет никакой отдельной научной истины, есть только моральная. Только становясь свободней, мы знаем, что поступили, и нашли, и узнали что-то правильно.

И разве это не то что мы уже давно и неоднократно обсудили? Запрет насилия сводится к постоянному поиску и созданию возможностей для этого. Детерминизм так плотно оккупировал обьективную реальность, что не оставил свободе ни одной лазейки. Оттого этическое "не делай" требует прежде всего ответа на вопрос "а как же тогда делать?" Любое знание требует его преодоления, потому что оно – знак детерминизма, его представитель, доверенное лицо. Вспомните о красоте. Не имея норм, нельзя их нарушить. А без нарушения не будет новой красоты. Точно так же не будет новой свободы без преодоления знаний – такого их использования, чтобы их причина потеряла свою силу. Разве после этого этичное "не делай" не приобретает более глубокий смысл? "Не делай" обращено к детерминизму и равнозначно – "умри несчастный!"

Из чего следует следующая тривиальная моральная истина: если свобода – наша цель, то борьба с насилием – наше средство.

– Ученые и свобода

Даже сами ученые уже почти согласны с этим, правда они еще об этом не знают. Многие из них считают, что свободными мы становимся от того, что познаем мир. Но разве знание закона освобождает нас от его действия? Наоборот. Оно теперь налагает на нас ответственность за последствия. Свобода – это не осознание необходимого и подчинение ему, не своеволие в рамках возможного. Свобода – преодоление неизбежного, изменение реальности, выход за детерминизм. Вот почему не наука приближает разум к реальности, а этика – реальность, вместе с самой наукой, к разуму. Так что все наоборот – разум познает мир, потому что он свободен и познает не просто так, а чтобы стать еще свободнее.

Я знаю, это звучит странно, потому что разум, как нам обьясняет биология, всего лишь средство познания. Но давайте обратимся к братьям нашим неразумным. Кто заводил домашних питомцев, прекрасно знает насколько они умны. Как отлично они понимают наше поведение, наши привычки и наши желания. Как старательно они познают наш мир, для которого их мозги совершенно, казалось бы, не приспособлены. Оказывается, прекрасно приспособлены. Сами ученые подтверждают нашу догадку. Не только дельфины, попугаи, обезьяны, крысы и вороны способны демонстрировать чудеса интеллекта, но и почти всякая тварь, кого судьба свела с людьми. Наши непосредственные предшественники – обезьяны – не только абстрактно мыслят, говорят и пишут, но и обладают лучшей чем люди памятью, не меньшими навыками труда и прекрасными способностями, необходимыми для социальной жизни, включая жертвенную мораль. Тоже, кстати, не хуже, чем у людей. Они прекрасно обучаются и живут дружным сообществом, пока ими руководят люди. Но вот беда. Как только всякое прирученное, наученное и обученное животное отпущено на волю, оно мгновенно забывает все, чему его обучили. Почему бы это?

Ему это не надо. Как ни странно, животные обладают достаточными способностями к познанию мира, но не пользуются ими по прямому назначению. Не менее интересен пример самих людей. Нет, я в данном случае не имею в виду большинство населения. Речь о доисторических людях. Ученые обнаружили, что мозг неандертальца по размеру больше нашего. Ученые конечно тут же оправдались тем, что, мол, даже маленький мозг, если его как следует организовать, намного эффективней. Но нас с вами так легко не проведешь. Какова реальная причина этого позора? Та же самая. Неандерталец действительно был умней. Просто он не использовал мозг так, как его используем мы. В том числе, чтобы называть себя умнее.

Как и у животных, у наших предков не стоял вопрос познания мира. У них просто не было такой цели. Их цель была совсем другая – выжить. Долгие тысячелетия доисторический человек жил биологически не меняясь, не познавая мир и не становясь, вследствие этого, свободнее. Что же случилось? Неужели пришельцы?

– Переход к свободе

К счастью, на этот раз обошлось. В письме про историю морали, мы пометили конец биологической эволюции там, где гоминиды стали массово уничтожать сами себя. Я думаю, точнее сказать – это было начало конца. Рождение человека случилось там, где гоминиды стали выбирать между насильственным альтруизмом и природным эгоизмом. Там, где появилась потребность в нормах и справедливости. И где родилась истинная мораль (рис. 5.2, точка А).

Выбор, как мы убедились, не отделим от смысла и цели. Вот тут-то мозг и переключился на что-то иное. У гоминид появилась цель стать людьми. И с тех пор мы (или они) только и делаем, что ставим эту цель. И попутно получаем знания, которые помогают нам ставить эту цель все лучше и лучше. Что же касается самой эволюции, то не будет преувеличением сказать, что, по крайней мере тут на Земле, она кончилась, ибо идти назад, от целенаправленности к бессмысленности, у человека уже не получится.

Впрочем, истина требует признать, что осмысленные цели разум начал ставить не сразу. Долгое время, назовем его "Эрой традиций", он освобождался наощупь. Это было время, когда люди только осваивались со своим разумом, и он действовал случайно, бесцельно и неосмысленно. Как это происходило? Мучительно (рис. 5.3, слева). Как в познании мира, повторяя тысячу раз какое-то действие, люди обнаруживали причинно-следственную связь позволяющую больше не повторяться, так и в общественной жизни, стремясь к выживанию и ударяясь тысячу раз лбами, они находили норму запрещающую дальнейшее соударение. Норма становилась традицией и передавалась потомкам. В силу такого неспешного способа познания, история и тянулась мучительно долго. Истинность найденных норм удостоверялась ощущениями действующих субьектов, крайней судьей которым являлась совесть. После чего цикл повторялся, а совесть воспринималась инструментом познания, что, конечно, вовсе не удивительно.

Удивительно, что столько лет люди умудрялись обходиться ей одной, без долгих размышлений.

Зачем нужны размышления? Чтобы не заставлять совесть мучиться понапрасну. Если в отсутствии размышлений поиск норм представляет собой постоянную борьбу, то с размышлениями – борьбу спорадическую, способную время от времени сменяться одним только ненасильственным убеждением (рис. 5.2, точка В), а в перспективе вообще исчезнуть (точка С). Именно момент В можно считать настоящим поворотом к свободе. Традиции – это своего рода приобретенные инстинкты, отчего Эра традиций вполне может быть отнесена к био-эволюции. Совсем другое дело Эра ложных благ. Это уже работа разума. Размышления не только распознали насилие, но и позволили осознать необходимость его преодоления,