Вагаршак, обнаруживая свойства мудрого правителя, не коснулся прав нахараров, понимая, что не сможет ограничить их, не вооружив против себя народ, преданный им, как своим единокровным родоначальникам. Напротив, все усилия его были направлены к тому, чтобы при их содействии водворить в стране благосостояние, которого давно уже не было в ней. В злополучные времени Селевкидов соседние северные народы спускались со своих гор и предавались в армянских землях необузданным разбоям; поля Армении запустели; плотины, политые кровью и потом народа, рушились, и некогда плодоносные нивы залились водой. По повелению Вагаршака теперь сооружались новые оплоты для осушения болот, проводились протоки для свободного течения рек, расчищались дремучие леса, служившие притоном разбойников; покинутые и запустевшие места вновь заселялись жителями,– и вскоре одичавшая было страна зацвела новой жизнью, возникли ремесла, художества. “В награду за все это,– говорил Вагаршак – я желаю только того, чтобы встречать в стране нравы кроткие и общество человеколюбивое”.

С именем Багаршака соединяется представление и о начале армянской литературной образованности. Существует повествование о том, как заботится царь Вагаршак о создании армянской истории. Предания говорят, что он послал к брату своему, Аршаку Великому, некоего Мар-Ибаса-Кадина, уроженца Сирии, искусного в языках восточных, с просьбой открыть ему архивы и дать возможность отыскать тайны древней армянской истории. Мар-Ибас, по найденным рукописям, а еще более по древнему народному эпосу, составил полную историю Армении и возвратился с ней к Вагаршаку, который приказал главнейшие события из нее начертать на мраморном столбе, сооруженном в его чертогах.

По смерти Вагаршака страна не долго оставалась независимой. Распространение римского владычества на Азию сурово отразилось на судьбе Армении, сделав ее невольной участницей митридатских войн, а затем – и данницей Рима. Некоторые армянские хроники, смешивая имена и годы, относят общеизвестные подвиги Митридата Понтийского к армянскому царю Арташезу, который будто бы превосходил Митридата и военными способностями, и политической мудростью. Они говорят, что знаменитые походы в пустыни Скифии, где не побеждали ни Кир, ни Александр Македонский, Митридат совершил будто бы только по поручению Арташеза. А когда о победах Митридата заговорил весь свет и римский сенат потребовал от него очищения завоеванных им областей,– тот же Арташез с мудрой предусмотрительностью уговорил Митридата на время смириться перед Римом, чтобы прежде собрать возможные средства для борьбы с повелителями мира. По его совету Митридат в три года обошел под чужим именем все области Малой Азии, научился двадцати двум языкам и узнал обычаи и свойства жителей. Только тогда, когда Митридат вернулся к Арташезу, царь быстро собирает такое многочисленное войско, что “никто даже не знает ему счета”. Он наводнил своими полками всю Малую Азию, покорил всю сушу между двумя морями и наполнил океан множеством кораблей, желая поработить весь запад... Римляне, встревоженные быстрыми успехами Арташеза, уже готовившегося перенести победоносное оружие в западные пределы Европы, подослали тайных убийц; они прокрались в армянский стан, успели возродить в нем смуту, и, при возникшем мятеже, Арташез пал под мечами своих же собственных воинов. Говорят, что, умирая, он воскликнул: “Увы! Как превратен жребий царей! Как быстро пролетает земная слава! Рад, что умираю, не пережив своего счастья!”...

В этих сказаниях, перемешивающих эпохи и лица, есть та доля истины, что в них отразилась именно память о великих событиях, совершавшихся тогда в Армении, которых не. могли затемнить и грандиозные события, влиявшие на судьбы всей тогдашней Азии.

В то самое время, когда Митридат начинал борьбу Свою с Римом, в Армении царствовал зять его, сын Арташеза, Тигран II, названный Великим. Междоусобные распри в фамилии Арзасид дали ему случай занять первенствующее положение в тех странах, где владычествовали представители этой династии. Он построил себе дворец в самой Персии, где господствовали старшие из Арзасидов, чеканил монету со своим изображением и принял титул “царя царей”. Это и был единственный момент в истории Армении, когда она становилась во главе азиатского мира. Подвиги Тиграна сделали имя его известным не только на Востоке, но и на Западе, где римляне внимательно следили за его успехами.

Когда Митридат, разбитый Лукуллом, бежал в Армению и Лукулл, преследуя его по пятам, осадил Тигранокерт,– армянский царь пришел в непосредственно враждебное столкновение с Римом.

Рассказывают, будто бы, гордый Тигран, увидев малочисленные легионы Лукулла, сказал: “Если римляне пришли послами, то их слишком много,– а если сражаться, то их мало”. Но тут, по словам Плутарха,– случилось нечто неожиданное: двенадцать тысяч римлян разгромили полтораста тысяч противников, потеряв сами только пять человек. И тем не менее, Тигран, еще питая в душе безумную надежду отстоять свою независимость от римлян, продолжал войну. Он выказал в этой борьбе много мужества, много военных дарований, но не мог воспрепятствовать победоносным легионам Помпеи пройти через всю Армению до самого подножия Кавказа.

Загнанный в горы, Тигран должен был наконец признать себя данником Рима. Ему был оставлен престол Армении, однако же с условием помогать Риму в борьбе с Парфией.

Так дело всей его жизни, результаты всех его завоеваний сразу были уничтожены приговором мощной силы. Рассказывают, что, когда Тигран явился к Помпею, полководец римский любезно заметил ему, что он не только не теряет царства, но приобретает себе еще новых друзей в лице римского народа.

В дальнейших событиях Армения надолго становится спорным краем в борьбе между Римом и Парфией. Лавируя между противниками, Тигран ищет опоры в каждом из них, подчиняется и помогает то той, то другой стороне, стараясь только предохранить свою собственную землю от бедствий вражеского нашествия.

Преемник Тиграна, Артавазд, не сумел продолжать его мудрой политики и тем погубил Армению. Вопреки обязательствам, он открыто принял сторону Парфии и выслал свои войска против легионов Антония. Тогда Антоний хитростью заманил его в свой лагерь и в серебряных оковах отправил в Александрию, где царь армянский был предан смерти. Чтобы ослабить Армению, Антоний после того делит ее уже на три части; Нижнюю, Верхнюю и Малую. Последняя отдана была царю понтийскому, а первые две управлялись то царями из рода Арзасидов, то римскими сатрапами.

С этих пор для Армении наступает глухое и темное время, от которого не осталось даже настоящих имен ее царей и правителей. По крайней мере римские и греческие историки называют одни имена, в то время, как историки армянские – совершенно другие. Нужно думать, что это историческое разногласие произошло оттого, что армянские историки считают царями этой эпохи потомков Аршакуни, которые при тогдашних тревожных обстоятельствах владели иной раз лишь незначительной частью Южной Армении, тогда как в остальных областях ее царили римские и парфянские ставленники, которых армянские историки гордо игнорируют.

К этим-то потомкам Аршакуни и принадлежал Авгар, владевший Едессой, знаменитый своими сношениями со Спасителем мира. Но зато к ним же принадлежал и целый ряд других царей, преемников его, обративших несчастную страну в арену кровавых убийств почти на целое столетие. Ананун, сын Авгара, предаст мечу все, что исповедует после отца его христианскую веру. Санатрук, наследовавший ему, истребляет весь род Ананунэ и всех потомков Авгара, Еруанд убивает Санатрука, уничтожает детей его, но и сам погибает от руки убийцы, в борьбе своей с Арташезом.