Черепанов старался приезжать сюда к концу дня. Для нужд больницы ему нужно было набрать много воды, и он не хотел мешать тем, кто приходил сюда с одним ведром. Вот и сейчас, оставив машину в стороне, Иван взял один из алюминиевых бидонов, на котором красовалась надпись «Пищеблок», и стал спускаться к роднику. Здесь он застал человек семь горожан, которые набирали воду и делились друг с другом последними новостями.

— Это ж надо, — удивлялся пожилой мужчина. — Одному нашему снаряд пробил крышу, упал на кровать и не взорвался. А он в это время в соседней комнате очки свои искал. Вот повезло, так повезло! Про таких говорят — под Богом ходят.

— Вы меня послушайте, — подхватила тему одна из женщин. — Мне соседка рассказывала, у нее сын в ополчении воюет. Так однажды после артиллерийского обстрела вылезли они из землянки, в которой ховались, смотрят, а рядом из земли большущий снаряд торчит. Подождали они, пока он маленько остыл, и раскрутили его. А там в середке записка. Значит, так мол и так, пишет вам такой же, как и вы, рабочий из Харькова, я на вашей стороне и хочу помочь вам, чем могу. Осмотрели они этот снаряд, а он поломанный.

— А правду говорят, что на проходной центрального хлебозавода хлеб начали раздавать бесплатно? — вмешалась в разговор женщина, которая пришла за водой с маленькой девочкой.

— Так-то оно так, — ответил ей бойкий дед, одетый в белую сорочку и костюм при галстуке. — Только, милая, туда еще добраться надо. Я вон вчера, старый дурак, сунулся туда среди дня, так еле ноги унес. Так шандарахнули по этой пекарне, что люди от нее врассыпную, как горох, покатились. Наверное, кто-то из местных и наводит.

— А вы что, не знаете? — опять подал голос первый мужчина. — На днях тут задержали одну девку и пацана. Они по городу ходили и специальные маячки на стены вешали. Это приборы такие маленькие, которые сигналы подавали, куда стрелять. Говорят, расстреляли этих паскуд на месте.

Вода из родника била с глубины, и в том месте, где она выходила на поверхность, образовалось небольшое озерцо. Окружив его со всех сторон, люди набирали воду одновременно, не мешая друг другу. Пристроившись со своим бидоном у самого края, Иван сначала набрал полную кружку воды и выпил ее маленькими глотками. Ему вспомнилось, как в детстве он вместе со своими родителями ходил в лес. Обычно это было весной, когда трава в лесу была ему по колено, а цветы полыхали таким разноцветьем красок, что рябило в глазах. В глубокой балке, на склонах которой и рос тот памятный лес, среди огромных гранитных глыб тоненькой струйкой бил родник. Маленький Иван подставлял свои ладошки и пил из них прозрачную и очень холодную воду. А потом мама набирала ее в стеклянную банку и осторожно несла домой, чтобы приготовить необычайно вкусный чай.

— А вы, случайно, не из нашей больницы будете? — отвлек его от воспоминаний голос бойкого деда.

— Да, оттуда, а что?

— Не подскажете, зубник там сейчас работает? Ну, тот, который протезы делает.

Черепанов не успел ответить, как в их разговор вмешалась одна из женщин:

— Нет, ну вы посмотрите на этого старого пердуна — вчера чуть голову не потерял, а сегодня новые зубы ему подавай.

Вокруг все рассмеялись, но дед оставался серьезным и, подождав, когда утихнет смех, сказал:

— Вот вы зубоскалите, а мне, между прочим, в этом году уже семьдесят четыре будет. Вот и посчитайте — в сорок третьем году, когда я родился, самая война была. Фашист на Дону и Кубани хозяйничал, а мои родители про меня думали. А если бы они в победу не верили, разве бы я на свет появился?

Но бойкая на язык женщина не унималась.

— То-то я смотрю, вырядился ты, как будто у нас завтра парад победы. Костюм, рубашка, галстук. Вот еще зубы вставишь, и полный порядок будет.

Дед набрал свою пластмассовую емкость, выпрямился, поправил сбившийся набок галстук и сказал:

— Дура ты, Надька, у меня и сейчас полный порядок. Женюсь я. Вот пришел за водичкой, чтобы было, чем после гостей посуду помыть. А если меня разозлить, так я еще и детей со своей Настюхой настрогаю.

В больницу Иван вернулся вовремя. По городу ударила тяжелая артиллерия, и грохот разрывов постепенно приближался к их району. Загнав машину в просторный гараж, он поспешил в вестибюль, где столкнулся с Ольгой.

— Вернулся, родненький, а я уже места себе не нахожу.

Она без стеснения обняла Черепанова и поцеловала его в губы. Раньше, еще до войны, когда они шли по улице рядом, Ольга не позволяла Ивану даже взять ее под руку, а если он приглашал ее в ресторан, то она всегда выбирала место за столиком подальше от людей, предпочитая спрятаться за какими-нибудь пальмами или аквариумами. Но Ивану такие изменения в любимой им женщине были приятны. Рассмеявшись, он спросил:

— И куда делась моя стеснительная Оля, которая на людях не хотела принимать даже букет цветов?

Но Ольга его шутливый тон не поддержала. Вновь не обращая внимания на снующих мимо больных и медперсонал, он положила руки на плечи Ивану и посмотрела ему в глаза.

— Потому что я, Ваня, только сейчас поняла, как я тебя люблю. И что счастье, Ваня, это такое… это такое… Ну, вот как сейчас. Оказывается, родненький, счастье — это всего лишь мгновение. Счастлив тот, кто умеет эти мгновения чувствовать.

Черепанов не успел ей ничего ответить — мощный взрыв ударил по ушам и заставил задрожать все здание. Так, полуобняв друг друга за плечи, они и побежали к ступенькам, ведущим в подвал.

Внизу разрывы снарядов звучали приглушенно, но содрогание мощных блоков фундамента говорило о том, что наверху сейчас творится сущий ад. Обитателям подвала во время обстрелов ничего не оставалось, как только угадывать, куда прилетел очередной снаряд. После очередного такого угадывания кто-то облегченно вздыхал — значит, снаряд разорвался далеко от его дома, а кто-то, наоборот, закрывал лицо руками, а потом долго сидел на своей кровати, представляя картину, которую он увидит, когда придет на родную улицу.

— Иван Сергеевич, неужто гаубицы по нам колотят? — спросил у Черепанова Федорович.

Старик шамкал беззубым ртом, то и дело поворачивая свою лысую голову с торчащими ушами в ту сторону, где раздавался взрыв. Полуслепой и полуглухой старик лежал в подвале с самого начала войны. Он был стар настолько, что присматривающий за ним правнук даже точно не знал, сколько ему лет. Попав в очередной раз в больницу из-за обострения какой-то из своих многочисленных болячек, Федорович так домой и не вернулся. Игорек, правнук деда, шепнул Черепанову, что и возвращаться уже некуда — многоквартирный шахтный барак, в котором жил ветеран Великой Отечественной войны, сгорел недели две назад.

— Похоже, Федорович, дальнобойная по нам работает, — ответил Иван, присаживаясь на краешек кровати старика.

— Дальнобойная, говоришь? Это хорошо, — прошамкал дед.

— Что ж хорошего, дедушка? — удивился Игорек, который прислушивался к их разговору.