Похожие сигналы генерирует и динамика цен на высокотехнологичное оборудование, которое в первую очередь обусловило рост производительности в несельскохозяйственных отраслях в 1 998-2002 годах. В ФРС эта ценовая динамика отслеживается как один из показателей темпов роста производительности в секторе высокотехнологичного оборудования, который обеспечил весомый прирост совокупной производительности в последнее десятилетие. Как правило, продолжительное снижение цен становится возможным только при одновременном сокращении трудозатрат в расчете на единицу продукции, маловероятном при отсутствии быстрого роста производительности. Таким образом, темпы снижения цен должны наглядно отражать темпы повышения производительности. К примеру, цены на аппаратные и программные средства в 2002 году упали более чем на 4%. а затем вплоть до первого квартала 2007 года они снижались меньше чем на 1% в год. При этом аппаратные и программные средства дешевели ежеквартально начиная с 1991 года. Но быстрее всего цены снижались в периоды бурного развития новых технологий, в частности в 1998 году, когда персональные компьютеры дешевели настолько быстро, что, выждав немного, можно было приобрести за ту же цену более совершенный компьютер. Не так давно темпы снижения цен на высокотехнологичное оборудование замедлились, что также свидетельствует об уменьшении числа новых технологий, способных ускорить рост производительности в целом.

В июне 2007 года, когда эта книга готовилась к печати, рост производительности не демонстрировал признаков очередного всплеска и темпы снижения цен на высокотехнологичное оборудование оставались прежними. Но. как показывает история, эта динамика обязательно изменится. Так было всегда.

До тех пор, пока США будут оставаться на передовых рубежах развития технологий, годовой рост производительности в долгосрочной перспективе сохранится на уровне от 0 до 3%. Об этом говорит наш исторический опыт. Как отмечено выше, с 1870 года повышение часовой производительности в несельскохозяйственных отраслях в среднем немного превышало 2% в год. Соответственно, часовой реальный ВВП увеличивался несколько медленнее[133]. За эти без малого 1 50 лет наблюдались войны, кризисы, периоды протекционизма, инфляции и безработицы. Я полагаю, можно без особой натяжки предположить, что те же самые основополагающие факторы, которые двигали американскую экономику в последние два столетия, будут действовать и далее, в том числе до 2030 года. На мой взгляд, 2% в год — та самая средняя скорость освоения человечеством новых технологий. Именно ее можно принять за основу, прогнозируя развитие на ближайшую четверть века.

Но почему не больше 2%? Скажем, почему не 4%? Ведь в большинстве развивающихся стран годовой рост часовой производительности в среднем значительно превышает 2%. Но не следует забывать, что эти страны имели возможность заимствовать существующие технологии у развитых государств, не занимаясь самостоятельной длительной разработкой передовых технологических образцов.

В 2005 году уровень производительности в США был в 2,8 раза выше, чем в 1 955 году. Это произошло потому, что в 2005 году мы знали об окружающем мире намного больше, чем полвека назад. Каждый год миллионы нововведений последовательно повышали общую производительность. Этот процесс стал особенно заметным после Второй мировой войны, когда были открыты исключительные полупроводниковые свойства кремния. Гордон Мур, основатель компании Intel, в 1965 году предположил, что сложность интегральных схем относительно их стоимости будет удваиваться ежегодно[134]. Это предположение оказалось пророческим. Благодаря постоянному уменьшению размеров электронных устройств огромные, неуклюжие рации времен Второй мировой войны превратились в сегодняшние миниатюрные сотовые телефоны, а телевизионные трубки и компьютерные дисплеи стали плоскими. Вся продукция машиностроения, от ткацких станков и автомобилей до маршрутизаторов и серверов Интернета, строится на основе микропроцессоров все меньшего размера Мы научились фокусировать свет в узкие пучки с помощью лазеров, которые в сочетании с цифровыми технологиями позволили кардинально улучшить передачу голосовых и прочих данных и помогли создать новое информационное пространство. Благодаря этому стал возможным метод «точно вовремя», сократились производственные отходы и снизилась необходимость в создании резервов на случай критических ситуаций с производством и поставками.

Но почему же производительность не повышалась еще быстрее? Нельзя ли было, скажем, уже к 1980 году расширить наши знания до уровня 2005 года и обеспечить удвоение темпов роста производительности (и уровня жизни) в период с 1955 по 1980 год? Ответ очевиден: человеческий интеллект имеет свои пределы. История свидетельствует, что в долгосрочной перспективе рост производительности в экономике с передовыми технологиями не может превышать 3% в год. Для практического применения новых идей требуется время, а влиять на уровень производительности эти идеи начинают через десятилетия. Пол Дэвид, профессор истории экономики Стэнфордского университета, в 1989 году написал статью, в которой попытался разрешить известный парадокс нобелевского лауреата профессора Массачусетского технологического института Роберта Солоу: почему «мы видим компьютеры повсюду, но только не в официальных цифрах роста производительности»?

Именно статья Дэвида пробудила во мне интерес к анализу долгосрочных тенденций производительности. В ней говорилось, что нередко проходили десятилетия, прежде чем новое изобретение становилось достаточно распространенным и начинало влиять на производительность. Автор приводил пример постеленного вытеснения в США парового двигателя электрическим.

После того как в 1882 году Томас Эдисон осветил южный Манхэттен электрическими фонарями, потребовалось примерно 40 лет. чтобы электрифицировать всего лишь половину американских заводов. Электроэнергия продемонстрировала свое безусловное превосходство над паром только после Первой мировой войны, когда ушло в прошлое целое поколение многоэтажных заводов. Дэвид наглядно объясняет причину такой задержки. Самые лучшие заводы тех дней были не приспособлены к новым технологиям. Они оснащались так называемыми групповыми приводами — сложными комбинациями валов и шкивов, которые передавали энергию от центрального источника (парового двигателя или водяной турбины) к станкам. Чтобы избежать потерь энергии и поломок, длину приводных валов приходилось ограничивать. Лучше всего это удавалось, когда заводские корпуса росли в высоту: один или несколько валов на этаже могли приводить в действие целую группу станков[135].