Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ого! Три человека в нестандартном наряде. Не голые по пояс, а в рубашках. Непо… Нижайший, его мать! Не узнал свою троицу! Сёстры дель Тумиан и Льян. Как обычно, последние. Однако бодро бегут, даже улыбаются. Может, будет из них толк? Рёска, оказывается, довольно талантлива. Видно, фиорийские гены сказываются. Лейра мне все уши прожужжала, как та на лету науку убивать схватывает. Похоже, через месяц-другой мне придётся её начинать учить… Ладно. Поглядим, как дело пойдёт.
Возвращаюсь в шатёр, беру со стола свиток, который начертил, размышляя о том, как брать Кыхт, с учётом того, что увидел. Пора к герцогу. Или подождать ещё полчасика? Пусть он позавтракает. А пока в обоз смотаюсь, надо проверить насчёт масла. Приказываю подать Вороного. Дневальный убегает, а я пока в последний раз разворачиваю свиток и снова всматриваюсь в него. Больше ничего не придумать. Хоть ты убейся…
Жеребец встречает меня тихим ласковым ржанием – соскучился, бандит! Тычется мягкими губами в ладони, обнюхивает. Хороший конь! Скармливаю ему горбушку хлеба, густо посыпанную солью, любимое лакомство. Тот ест, причмокивая от удовольствия. Потом толкает меня, мол, всё, хозяин, поехали. Взлетаю в седло, и застоявшийся конь выносит меня на дорогу. Надо всё самому осмотреть… И как я и думал, ничего хорошего не увидел. Увы. Обещанное масло в нужном количестве не подошло. Либо его вообще не будет, либо застряло где-то по пути. Плохо. Очень плохо! Пленников действительно много. Даже как-то не по себе стало, когда увидел множество голов, насколько хватало взора. Сплошные чёрные волосы. Мужчины, женщины, старики, дети… На миг дрогнуло сердце, но тут же успокоилось, и я снова равнодушно оглядываю хашар. Они умрут под стенами Кыхта. Или возьмут его для нас. Другого не дано.
Разворачиваю коня, еду назад. Что там с мостами? Лучше всего ставить на прежнем месте. Но нам и одного хватит. Не так уж нас, фиорийцев, и много. Так что пусть захваченные тушурцы строят одну переправу. Каменоломни устроим на той стороне, а лес привезём. Пусть и далеко придётся ехать.
Внезапно в воздухе повеяло чем-то знакомым… Очень знакомым! Спрыгиваю с Вороного и торопливо направляюсь к тем самым колодцам, выложенным камнями. Обхожу статую уродца, на которой написано нечто непонятное крючковатыми тушурскими письменами, и заглядываю внутрь. Ничего не видно. Есть ли там вообще что-то? Хотя запах становится очень густым! Я уже боюсь даже… Поднимаю с земли камешек, бросаю вниз. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть… Чмок. Едва слышное шлёпанье. Ничего себе… Глубоковато.
– Эй, солдат! – обращаюсь я к кому-то из стоящих у остатков моста воинов.
Тот вскидывается, потому что внимательно смотрит на водную гладь.
– Сьере?
– Мне нужно ведро и длинная верёвка.
Солдат кивает и исчезает. Я же с наслаждением принюхиваюсь к столь приятному запаху. Неужели… Чувствую, как прихожу в волнение. Если мои догадки сейчас оправдаются, то плевать нам на рёсцев! Обойдёмся без них!
– Позвольте, сьере граф? Вы же зачерпнуть хотите?
– Верно.
– Сейчас.
Солдат кидает вниз ведро, я снова считаю. На шести снова звук. Воин раскачивает верёвку, потом тянет. Теперь я могу рассмотреть полупустое ведро, в котором что-то вяло плещется. Томительное ожидание, и вот уже ёмкость, с которой стекают тягучие капли, наверху. Какой необычный цвет! Почти прозрачный, с коричневатым оттенком! Тычу пальцем – ничего себе! Почти чистый парафин! А он обычно образуется на поверхности нефтяных выходов, если те долго не разрабатываются. Где-то тут… Поднимаю с земли ветку, вытаскиваю из кармана платок, обматываю дерево, сую в жидкость. Потом отхожу чуть в сторону. Чиркаю зажигалкой. Пуф! Пламя мгновенно охватывает тряпку, жадно, чадно. Матерь Высочайшего, вот это да!.. И на душе у меня сразу становится легко. Всё. Кыхт взят.
Солдат с удивлением смотрит на горящую у меня в руках ветку, а я бросаю её на землю и тщательно затаптываю. Но импровизированный факел упорно не желает гаснуть. Но наконец мне удаётся его потушить, и я обращаюсь к солдату:
– Передай своему командиру, что я, граф дель Парда, прошу поставить пост возле этих двух колодцев и никого не подпускать к ним. Особенно с огнём. Сделаешь?
– Конечно, сьере граф!
Боец, кажется, догадался. Ну и пусть. Удивительно, как только здесь всё не взорвалось, когда горел мост… А впрочем, понятно почему: большие крышки валяются чуть в стороне – тушурцы закрыли ими колодцы, едва вспыхнул первый пролёт.
Пора к герцогу! И чем быстрее – тем лучше!
Дель Саур встретил меня с мрачным видом, хотя, едва я переступил порог шатра, попытался улыбнуться. Я, в противоположность ему, буквально излучал оптимизм.
– Здравствуйте, сьере граф!
– И вам не хворать, сьере герцог.
– Что?
Его брови сложились домиком, и я поспешил его успокоить:
– Доброе утро, сьере главнокомандующий! Как спалось? Как себя чувствуете?
Глаза Урма округляются, и он начинает подниматься со своего места, пытаясь заглянуть мне в глаза. А что глаза? Всё отлично! У нас есть нефть, у нас есть пленники, у нас даже лес есть нормальный, пусть до него и три дня пути. Железо, верёвки, камень – всё в избытке. Людей, в смысле – воинов, правда, маловато. Но то, что Кыхту полный абзац, – однозначно!
– Ты чем думаешь, Атти?!
– Ого! А зачем злиться, Урм? Тем более когда всё так удачно складывается.
– Удачно?!
Кажется, герцога сейчас разорвёт от злости, но я кладу свиток на стол, разворачиваю его:
– Прошу взглянуть, сьере главнокомандующий.
Тот буквально белеет, потом берёт себя в руки, смотрит на бумагу и… вся злость мгновенно исчезает. Несколько мгновений разглядывания, осмысление, а потом следует вопрос:
– Откуда?!
Скромно опускаю голову:
– Я же не зря тут шастал. Полюбовался. Пощупал. Поспрашивал. Здесь роем ров. Как можно более глубокий. Думаю, роста на три. По краю ставим частокол, а если будем экономить дерево – то стенку из камня, чтобы прикрыть людей. – Веду пальцем дальше: – Требучеты ставим в этих точках. И начинаем гвоздить. Без перерыва, без отдыха. Пусть крепкорукие меняются. Можно и даже нужно выделить в помощь рабов и солдат. Но стрельба должна вестись круглые сутки без перерыва. Далее: рабам построить штурмовые башни. Демонстративно. Чтобы осаждённые думали, что мы пойдём на стены.
– А мы…
– Естественно, не пойдём. Рабы пойдут. А мы полюбуемся. – Улыбаюсь во все тридцать