перегрузка русского золота на японские крейсеры «Ниссин» и «Касуга». Только после этой работы состоялось подписание протокола о сдаче и приемке кораблей. В полдень 22 марта японские флаги на «Варяге», «Пересвете» и «Полтаве» были спущены, японские команды сошли на свои крейсеры, которые немедленно покинули Владивосток. 25 марта 1916 года на «Варяге» был торжественно поднят андреевский флаг. 18 июня 1916 года в 16 часов «Варяг» снялся с якоря в «Золотом Роге» и совместно с «Чесмой» вышел в дальний поход через восемь морей и три океана и 11 ноября 1916 года в 16 часов 20 минут вошел на рейд Александровска (ныне г. Полярный). С 13 декабря 1916 года по 25 февраля 1917 года крейсер находился в составе флотилии Северного Ледовитого океана. 25 февраля 1917 года «Варяг» вышел в Англию для капитального ремонта и через несколько дней прибыл в Ливерпуль».

Но, как сообщают авторы брошюры, англичане затянули ремонт, сославшись на недостаток рабочих. Фактически же это произошло из-за политического положения в России, они не знали, кто будет платить за ремонт крейсера. Когда весть об Октябрьской революции дошла до «Варяга», матросы подняли на корабле красный флаг. Англичане арестовали экипаж, свезли на берег и посадили под охрану, а «Варяг» был почему-то объявлен собственностью военно-морского флота Великобритании…

Далее авторы справки пишут, что «дальнейшая судьба крейсера долго оставалась загадочной». Наиболее распространенной была версия, придуманная англичанами, о том, что «Варяг» был потоплен в 1918 году немецкой подводной лодкой в Ирландском море. Правду о «Варяге» сообщил немецкий морской журнал «Шиффбау» в № 18 за 1925 год в статье «Спасательные работы на крейсере «Варяг» в Шотландии» (автор О. Мерсман). Захваченный после Октябрьской революции англичанами корабль впоследствии был сдан на слом и по пути к месту слома в 550 метрах от шотландского берега наскочил на камни. Автор статьи замечает, что «корабль был хорошо застрахован». Заклинившись носовой частью в скалах, корабль сидел почти на ровном киле с небольшим дифферентом на корму. Лишь через пять лет после аварии, когда корабль перешел к другому владельцу, была сделана попытка снять его с камней, чтобы разобрать на ближайшей верфи. Однако состояние корпуса не позволило сделать этого, и крейсер был разобран на металлолом на месте аварии.

Но «Варяг» жил, я слышал сейчас биение его неумирающего, так много пережившего сердца. Сидя в удобной двухместной каюте, я с захватывающим интересом перечитывал историю легендарного корабля, пока в репродукторе не раздалась команда задраить переборки.

Помнится, меня никто не тревожил вчера: я был гостем на борту крейсера. А утром вестовой помог мне отыскать двери кают-компании. Офицеры вежливо предоставили мне гостевое место за общим столом. По флотской традиции никто не приступал к завтраку до появления командира, но командир не заставил себя ждать. Было как-то не по себе оттого, что я наблюдал все это со стороны, что я как бы не касаюсь общего, окружающего меня дела. Вскоре труба заиграла большой сбор. «Корабль к бою и походу изготовить!» Эта команда тоже не касалась меня, я был на «Варяге» гостем…

После завтрака командир одной из БЧ снабдил меня теплой меховой курткой, я поднялся наверх к командирской рубке.

«По местам стоять, со швартовых сниматься!»

В клочковатом рассветном тумане быстро, словно под проявителем, прояснились очертания соседних кораблей. «Варяг», сдерживая свою силу, выходил в море. «Захождение с левого борта!» — снова раздается по радио голос из рубки, и я слышу, как труба соседнего корабля играет нам традиционный привет, привет уходящему в море кораблю. Море серо-стального цвета, словно невыспавшееся, ветер влажный, берега в сером перемежающемся тумане. Приближаются разведенные катерами буи противолодочной сети, на «Варяге» снова звучит сигнал боевой тревоги. Сколько же раз прозвучит он во время похода? «Варяг» идет со скоростью 8—10 узлов. Но вот исчезают в дымке пустынные сопки, и корабль, наращивая и высвобождая свою мощь, все стремительнее и туже разрезает перекаты океанских валов, все напряженнее свист вентиляционных устройств и утробный гул многотонных гребных винтов.

На посту гидроакустиков тонко поют приборы, бегут зеленые синусоиды, мерцают экраны осциллографов. Нащупав подводную цель, гидроакустики ни на секунду не выпускают ее из-под контроля приборов. Бип — боевой информационный пост — при помощи счетно-решающих устройств моментально обрабатывает поступающие к нему сигналы и тут же посылает их в боевую рубку. Крутятся без устали антенны локаторов — глаза и уши ракетного крейсера. С самолета в горящий перемещающийся в волнах буй летит торпеда, вторая, вновь и вновь самолет заходит над кораблем. Вдали, еле видимая, носом уходит в морскую пучину подводная лодка. Управляемый по радио катер-мишень, не видимый без бинокля, зигзагами ходит где-то далеко-далеко. Гремят оглушительные залпы орудий, на «Варяге» идут боевые учения.

Океан катит свои валы-исполины. Дробятся вороха бисерных брызг, и солнце, пронизывая их, рождает мимолетную радугу. Бегут валы, а за кормой кипят и клокочут зеленые нестихающие буруны.

«Варяг» идет дальше…

Он шел «дальше» весь день и всю ночь, я не успевал закреплять в сознании свои ощущения. Где — то сейчас мой медведь? Мне становиться стыдно, что я хотел убить моего медведя. Теперь я никогда не смогу убить медведя… Еще совсем недавно я сидел на теплой вечерней сосне, слушал беззаботных лесных свистулек и мычанье коров…

Легкое головокружение от бортовой качки вывело меня из забытья. Я думал, что еще день, надел куртку, вышел на бак. И замер, оцепенел: всюду была ночь, морская серая мгла. Безлюдный корабль стремился куда-то в океанской ночи. Чернели силуэты надпалубных сооружений, кругом было темно. Но вот я увидел большую оранжевую луну.

Океан тускло мерцал в ее прозрачном ядовитом свете. Громадные неисчислимые валы лениво и мощно катились из мрачной дали и качали корабль. Сейчас он был совершенно пустынным. Словно летучий голландец, несся он по темным безбрежным океанским стихиям. Было в нем что-то загадочное, непонятное: нигде нет людей, а он, этот железный гигант, раздвигая пучины, идет и идет в темноте. Горело лишь несколько сигнальных огней, да на мачтах крутились антенны. Кругом была ночь, исчезла даже луна, кругом властвовала демоническая стихия, а пустынный крейсер шел и шел, стремился куда-то, летел по неведомому мне курсу. Что-то рокотало, гудело, свистело, и все было таинственно, непонятно: и ночь, и грозная безбрежная эта вода, и этот безлюдный, несущийся в темноте гигант. Куда мы идем? Я не знал, где