— Уф, хорошо, — поделился впечатлениями оборотень, убирая опустевшую тару под стол. — Зря, барон, ты отказался. Там на дне самая сласть осталась. Просто нектар!

— Шар, что там с нашими лошадьми? — сменил тему Мах. — Судя по солнцу, час уже прошел. Пора выйти из дома и проверить, как там наши старосты справились со своим заданием.

— Погоди, еще рано, — возразил оборотень в законе. — У старост в запасе еще примерно шесть с половиной минут.

— Откуда такая точность? — изумился рыцарь. — Ты же сидишь спиной к окну и не можешь видеть положение солнца!

— Мне оно не нужно, — отмахнулся толстяк. — Я умею считать время.

— Как это?

— Происходит это примерно так. Пока я в людской личине разговариваю с тобой, моя вторая, звериная личина, находясь в состоянии абсолютного покоя, считает свое ровное дыхание. Десять ее вдохов это одна минута. Она запоминает минуту и, через десять вздохов, прибавляет к ней новую. Если я поменяю личину на звериную, считать свое ровное дыхание станет уже людская. У нее одной минуте соответствует уже не десять, а тринадцать вздохов. Как видишь, независимо от того, в какой личине я нахожусь, у меня в голове всегда идет отсчет времени. Минуты складываются в часы, часы в дни, и я всегда знаю точное время.

— И все оборотни могут вот так же считать время?

— Конечно нет. Это не врожденное, а приобретенное знание. Точному счету времени нужно несколько месяцев обучаться под руководством опытного колдуна-кураса, а оплатить услуги такого специалиста по карману далеко не каждому.

— И сколько теперь осталось до конца часа?

— Не беспокойся, я скажу, когда час истечет. А пока давай еще немножко поговорим.

— Ладно, давай.

— Из твоего рассказа я понял, что человек на носилках — это спасший вас от чудищ рыцарь-маг?

— Да, это мой отец, барон Верд.

— А если он до сих пор не проснулся, как же ты его повезешь? Спящим? В седле он не удержится. Будить его нельзя. Придется просить старост раздобыть для твоего отца повозку поприличней.

— Не нужно никого ни о чем просить.

— А как же?.. Я не понимаю.

— Поступим проще. Если отец не проснулся, я оставлю его в твоей крепости. Разумеется, если ты не будешь возражать.

— Я?! Возражать против присутствия в крепости чародея, умеющего истреблять подземных чудищ десятками? Да что я, — враг самому себе? Конечно оставляй, мои оборотни будут пылинки с него сдувать.

— В этом не возникнет необходимости. С бароном Вердом останутся его стражники и мои оборотни. Как только отец проснется, они сядут на подготовленных старостами коней и поскачут за мной вдогонку.

— Ты хочешь оставить с отцом в крепости весь свой отряд? Выходит, ты совершенно мне не доверяешь. А ведь называл меня другом. Эх… Все, отведенное старостам время вышло, пошли смотреть лошадей.

— Подожди, я не хочу так заканчивать разговор. Еще несколько слов — и пойдем.

— Ну вот, то торопил, то идти не хочет… — заворчал оборотень, но вернулся и сел на свой стул.

— Клянусь, Шар, я очень тебя уважаю, — продолжил Мах, — и оставляю весь отряд с отцом вовсе не от недоверия к тебе. Просто в одиночку я доскачу до Туманного Града гораздо быстрее, чем со свитой, и поскачу один, даже если отец уже проснулся. Я специально купил двенадцать лошадей, тогда как в отряде, включая нас с отцом, всего одиннадцать людей и оборотней. Лишнюю лошадь я купил для себя, потому что поскачу сразу на двух и, во время скачки, буду пересаживаться с уставшей на свежую, тем самым сохраняя высокий темп бега.

— Раз ты так торопишься, нечего зазря рассиживаться. Пошли.

— Надеюсь, ты больше на меня не обижаешься?

— Никаких обид.

— Тогда пошли.

У крепостных ворот, как и было уговорено, Маха ожидала дюжина оседланных лошадей. Разумеется, эти деревенские клячи не шли ни в какое сравнение с породистыми жеребцами из отцовской конюшни и являли собой весьма жалкое зрелище. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Как бы то ни было, старосты уложились в срок, и грозному предводителю «неистребимых» не пришлось применять против них никаких штрафных санкций.

Вопреки надеждам Маха, барон Верд по-прежнему спал, пришлось до пробуждения оставить его в крепости. Поручив Владу и стражникам охранять покой отца, Мах выбрал себе двух самых быстроногих коней и, тепло попрощавшись с гостеприимным хозяином крепости, выехал в распахнутые оборотнями ворота.

Бешеная скачка до города длилась примерно два часа.

При приближении к Туманному Граду огороженные частоколом крестьянские деревни замелькали чаще обычного, а последние пару верст до городской стены они тянулись по обе стороны дороги просто сплошной чередой. Из-за оживленного движения на последних верстах дороги Маху пришлось сперва перевести лошадей с бешеного галопа на бодрую рысь, потом на медленный шаг, а примерно за три сотни шагов до городских ворот его коням и вовсе пришлось остановиться.

У городских ворот скопилась огромная толпа желающих попасть в город, на добрые полверсты растянулась гигантская очередь из крестьянских подвод и карет благородных господ. Стражники-привратники, невзирая на чины и звания, тщательно осматривали каждую повозку и проверяли ручную кладь, выискивая контрабандный товар, из-за чего очередь продвигалась с черепашьей скоростью.

Когда одинокий рыцарь, игнорируя очередь, направил коней сквозь толпу к воротам, в его адрес со всех сторон посыпались отборная ругань и проклятья, а очень скоро в конскую упряжь мертвой хваткой вцепилось с десяток рук. Мах мысленно возблагодарил Создателя за то, что сейчас рядом с ним не было оборотней — они такого унижения своего горячо любимого «папочки» точно бы не стерпели и на виду у стражников, раскрыв свои звериные личины, устроили бы ужасную резню. Чем бы эта заваруха ни закончилась, без сомнения, Маху бы такое заступничество принесло одни лишь неприятности.

Меж тем кони Маха оказались полностью обездвижены. На настоящем боевом жеребце он без труда прорвался бы сквозь эту толпу, ну покалечил бы десяток-другой простолюдинов — и поделом, будут знать, как руки к рыцарскому коню тянуть, — и был бы у ворот. Но сейчас он был всего лишь на затюханной деревенской кляче, до смерти боящейся орущих на нее со всех сторон людей и потому реагирующей на плеть и шпоры хозяина лишь бессильным ржанием. Мах попытался пугнуть преградивших путь простолюдинов и, сделав страшное лицо, схватился за меч. Но вид грозного вояки никого в очереди не устрашил, похабная брань в его адрес даже усилилась. Биться с крестьянами было недостойно благородного рыцаря, поэтому, проглотив обиду, Мах убрал руку с рукояти меча и попытался растолковать озлобленным долгим ожиданием людям, что у него дело государственной важности, не терпящее ни минуты промедления. Но его доводы никто не хотел слышать, простолюдины из очереди, брызгая слюной и перебивая друг друга, орали, что у них тоже важные дела в Туманном Граде и они не желают стоять здесь до вечера из-за таких наглецов, как он.