12 июня 1991 года Ельцин в первом же туре был избран президентом России (57 процентов голосов). Занявший второе место бывший премьер-министр СССР Н.И. Рыжков получил 20 процентов. Таким образом, российское население отвергло выдвиженца союзного центра.

На фоне увеличивающихся экономических трудностей (очереди даже за хлебом), роста преступности и национальных столкновений решительный Ельцин стал реальной альтернативой Горбачеву, который не справился с управлением государственным кораблем.

4 августа Горбачев улетел из Москвы в Крым на отдых. На 20 августа было назначено подписание нового Союзного договора. Текст договора был распространен среди узкого круга членов Совета безопасности, причем обсуждения не предполагалось. Однако встревоженный отсутствием в договоре каких-либо положений об управлении экономикой страны премьер-министр В.С. Павлов распорядился опубликовать этот секретный документ.

В первом разделе договора говорилось: «Государства, образующие Союз, сохраняют за собой право на самостоятельное решение всех вопросов своего развития». Устанавливалась одноканальная система налогов и сборов, доля отчислений республик в союзный бюджет устанавливалась по согласованию с республиками. Земля, недра и другие природные ресурсы объявлялись собственностью исключительно республик; военная политика относилась к сфере совместного ведения Союза и республик.

«Горбачевский проект нового союзного договора без всякой видимой необходимости крушил, раздирал на части единое экономическое пространство СССР. Он как бы намеренно ломал кости тому взаимосвязанному хозяйственному комплексу, который не десятилетиями, а столетиями складывался сначала на территории Российской империи, а затем СССР».

Павлов был сторонником эволюционного перехода к рынку и считал, что если данный союзный договор будет подписан, то через полгода рухнет экономика, а за ней и государство. У него было много единомышленников, сторонников постепенных экономических реформ без «шоковой терапии».

19 августа Горбачев был изолирован (по другой версии, самоизолировался) в Крыму, а в Москве было объявлено о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). В него вошли вице-президент СССР Г Янаев, председатель КГБ В. Крючков, председатель Кабинета министров В. Павлов, министр обороны Д. Язов, министр внутренних дел Б. Пуго, заместитель председателя Совета обороны О. Бакланов, секретарь ЦК КПСС О. Шенин. Они утверждали, что ГКЧП был согласован с Горбачевым, но тот категорически это отрицал. В Москве было объявлено чрезвычайное положение «для преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политических, этнических и гражданских раздоров, хаоса и анархии, угрожающих безопасности и жизни граждан Советского Союза и независимости нашего Отечества». Также было объявлено о публичном обсуждении Союзного договора. Большинство союзных республик, включая Украину, Грузию, Казахстан, признали ГКЧП; посол КНР Юй Хунлян посетил вице-президента Янаева и высказал поддержку ГКЧП*.

Возможно, это был дворцовый переворот, который можно сравнить со смещением Хрущева. Горбачев мешал как радикальным «рыночникам», так и умеренным консерваторам, сторонникам «китайского пути». Но если это был заговор, то он оказался неудачной затеей, был плохо подготовлен и опирался на экономически полумертвую сферу ВПК, а не на широкие слои общества. Члены ГКЧП также не решились ни на подавление протеста сторонников Ельцина, ни на интернирование его самого и его окружения, так как почему-то продолжали «оглядываться» на Горбачева. На фоне бездеятельного ГКЧП российское руководство стало олицетворением сопротивления жизнеспособных сил общества уходящему режиму.

Указом Ельцина ГКЧП был объявлен вне закона, его приказы не должны были исполняться; органы исполнительной власти СССР, действовавшие на территории РСФСР, переходили в подчинение российского руководства; деятельность КПСС и Российской коммунистической партии на территории РСФСР была прекращена.

21 августа, пошумев три дня и не решившись, как китайцы, применить силу, ГКЧП самоликвидировался. Вернувшийся в Москву Горбачев был морально дискредитирован: все заговорщики были его выдвиженцами. За президентом СССР уже не было ни правительства, ни армии, ни правящей партии. Даже если бы он и захотел вернуть себе реальные полномочия, ресурсов для этого не оставалось.

На суде члены ГКЧП (а это были члены горбачевской группы) приоткрыли завесу тайны. «Обвиняемые по делу ГКЧП добавят к сказанному, что имелся еще один секретарь, которого держали в курсе подготовки к “путчу”, — М.С. Горбачев. До 18 августа, утверждают они, Генеральный сотрудничал с путчистами и лишь в самый последний момент свернул на обочину».

Случайно или нет, но практически все советские послы по вполне понятным причинам негативно оценивали деятельность Горбачева. Не являлся исключением и первый заместитель Громыко Корниенко, что, возможно, и не заслуживало бы особого внимания, однако Виталий Маркович напомнил одно замечание бывшего американского посла по поводу дискредитации советским президентом не социализма, а капитализма: «В этой связи мне часто вспоминается разговор в 1992 году с замечательным американцем Томасом Уртсоном. Во время Второй мировой войны он служил в ВВС США, в том числе перегонял самолеты для нашей армии из США через Аляску, Чукотку и Сибирь на прифронтовые аэродромы. С тех пор он по-доброму относился к нашей стране. После войны он занялся бизнесом и со временем возглавил знаменитую IBM (Интернэшнл бизнесе машин), ставшую пионером в компьютерной индустрии. В свое время журнал “Форчун” назвал его самым преуспевающим капиталистом Америки. А в 1978— 1979 годах, в период президентства Картера, Уотсон был послом США в Советском Союзе — с тех пор у меня с ним установились дружественные отношения, и периодически мы виделись и в последующие годы.

Так вот, в том разговоре в 1992 году Уотсон, продолжавший следить за событиями в нашей стране, с горечью сказал мне: “Вы преуспели в дискредитации социализма, хотя в современных капиталистических странах, включая США, начиная с 30-х годов под воздействием Советского Союза появилось немало нововведений социалистического толка. Теперь я боюсь, что вы с не меньшим успехом дискредитируете капитализм”. Эти его опасения оправдались с лихвой».

Эти слова принадлежат политическому (геополитическому) оппоненту Советского Союза, но отнюдь не его врагу. Если расшифровывать невеселое послание Уотсона, то придется признать, что, как ни странно, для Запада исчезновение СССР не укрепило мир и не устранило опасность войны. Просто напряжение и конкуренция стали иными, вот и все.

Примерно о том же говорил на пепелище «холодной войны» старый приятель Громыко Генри Киссинджер: «В мире по окончании “холодной войны” нет преобладающего идеологического вызова или, в данный момент, единой геостратегической конфронтации. Почти каждая ситуация имеет конкретное содержание. Исключительность вдохновляла американскую внешнюю политику и давала Соединенным Штатам силу выстоять в “холодной войне”. Но эту силу придется применять гораздо более тонко и осторожно в многополюсном мире XXI века. В итоге Америка вынуждена будет оказаться перед вопросом, ответа на который она умудрялась не давать на протяжении почти всей своей истории: маяк она или крестоносец? И насколько широк сужающийся диапазон выбора между тем и другим?» *