Кириченко в сражении действовал неплохо. Правда, состав войск у него был неполный, потому что он раньше вел бои с немецкой группой армий «А» на Кавказе. В то время враг уже отходил оттуда, поэтому Генеральный штаб передал войска Кириченко в наше подчинение, и мы теперь использовали их на своем направлении. К этому времени противник отступал с Северного Кавказа на Новороссийск и Тамань. От Кириченко мы уехали к Герасименко, а потом – в Азов. Азов мы уже взяли[456], и там стоял штаб 44-й армии. Командовал ею генерал Хоменко[457]. Я Хоменко знал и был о нем хорошего мнения. Он перед войной, по-моему, командовал пограничными войсками в районе Каменец-Подольского, производил хорошее впечатление и как военный, и как член партии. Он просил нас задержаться у него, потому что было уже поздно, но мы отказались и вернулись к Герасименко.

К Герасименко мы вообще зачастили своими поездками, потому что там готовилась операция по захвату Ростова. Но мы все откладывали и откладывали ее: считали, что условия не подготовлены. Бывало, приедешь к Герасименко: «Ну, як, Васыль Пилиппович? Як Ростов?» Я всегда звал его по-украински, хотя он и по-русски хорошо говорил. Это был милый человек, которого я хорошо знал еще по довоенному времени, когда он служил заместителем командующего войсками Киевского Особого военного округа. «Та шо Ростов? Ростов клятый ще стоить», – отвечает.

Как-то мы с Малиновским в шутку договорились привезти Герасименко бутылку коньяку, но поставить условие, что этот коньяк он сможет выпить только тогда, когда займет Ростов. Пусть коньяк маячит перед его носом. Так цыган привязывал перед мордой лошади клок сена, чтобы она бежала бодрее. Вот мы и применили «цыганский способ», решили как бы подвязать коньяк, чтобы его запах подталкивал командующего армией ускорить взятие Ростова.

Я уже говорил, что в то время противник был недостаточно активен в воздухе днем, но очень активен ночью. Его маленькие самолеты типа наших У-2 буквально утюжили все дороги, стреляли по фарам автомашин и наносили нам довольно-таки чувствительный урон и в людях, и в технике. А самое главное, мешали ночным передвижениям войск. И когда однажды мы собрались уезжать от Герасименко к себе в штаб, на хутор Веселый, он напомнил нам, чтобы мы не ехали ночью: без фар ехать нельзя, а с фарами немцы могут расстрелять машину. Но мы все время так ездили и сказали ему, что нам не в первый раз. Выехали и действительно попали в переплет. Мы с Малиновским, видимо, задремали. Вдруг – пулеметная очередь. Я открыл глаза, а перед машиной рассыпался сноп разноцветного огня, след трассирующих пуль. Потом взорвалась бомба. Бомба взорвалась впереди нас, значительно дальше машины, а вот пулеметная очередь легла почти точно, с малым упреждением. Мы с Малиновским потом не раз шутили, вспоминая об этом случае.

В том же месте шел обоз: крестьяне везли на подводах снаряды. Когда обстреляли нашу машину, мы вылезли. Смотрим, подводы тоже стоят. Один возчик, который вез снаряды, испугался обстрела и залез под повозку. Что значит – инстинкт! Надо ведь чем-то прикрыться, он и прикрылся повозкой со снарядами. Ничего себе прикрытие! Вот безотчетность инстинкта у человека.

Готовились к наступлению. Правда, наступать на Ростов с юга нам не потребовалось, так как началось успешное наступление наших войск севернее Ростова, и мы продвинулись западнее этого города. Немцы были вынуждены выскочить из него без особого принуждения их с юга. Таким образом, противник ушел оттуда, а Герасименко со своими частями почти без боя вступил в Ростов и освободил его[458]. Конечно, честь и хвала 28-й армии и ее командующему за взятие Ростова. Но если рассматривать вопрос по существу, то кто же взял город? Получается, что Герасименко, потому что его войска первыми вошли в Ростов, хотя они ничего особенного не успели сделать для того. Генерал же, который наступал на севере и вынудил немцев оставить город, остался не отмеченным, в тени[459]. Вот как бывает!

Приехали мы с Малиновским в Ростов. Нас встретил Герасименко и тут же вытащил бутылку коньяку. Мы пошутили, что коньяк, может быть, нужно пить не с вами, а с тем генералом, который командовал войсками севернее Ростова? Герасименко это тоже понимал, но он был находчив и тотчас отшутился… Для нас это была огромная победа! Мы заняли Ростов во второй раз. Первый раз, в 1941 году, мы занимали его вместе с Тимошенко, а теперь – с Малиновским. Малиновскому это было особенно приятно. Ведь это он оставлял Ростов в 1942 году, когда немцы прорвали тут фронт, разгромили наши войска и двинулись через Ростов на Сталинград и на Северный Кавказ. Правда, прорвались они не через самый Ростов, а форсировали Дон восточнее города. Теперь же мы провели военный парад: наши войска прошли строем. Это произвело сильное впечатление не только на ростовчан, но и на граждан всего Советского Союза. То была реальная демонстрация нашего нового успеха: после освобождения Сталинграда от врагов они вынуждены были оставить и Ростов. Этот факт имел, на мой взгляд, важное международное значение.

Хотя я к тому времени уже не был членом Военного совета Сталинградского фронта, меня очень тянуло вновь взглянуть на Сталинград, посмотреть, что же с ним теперь, как он выглядит. Поэтому я решил слетать туда. Там как раз был назначен митинг. Взял я самолет и прилетел к Шумилову, у него же и остановился. Потом выступал на митинге, ездил, ходил, осматривал места, которые запомнились с того времени, когда мы прибыли для организации защиты Сталинграда. Передо мной расстилалась картина и радостная, и грустная, потому что буквально весь город лежал в развалинах. Одни руины. Не знаю, сохранились ли там целыми какие-то дома. Проехал я к Сталинградскому тракторному заводу, к артиллерийскому заводу, на набережную. Везде валялась разбитая техника, главным образом немецкая. Когда немцы тут наступали, они много теряли и самолетов, и танков. Немало лежало и неубранных трупов, но очень мало было видно живых людей. Горожане ходили голодные и истощенные, как тени.

В одном месте я задержался, рассматривая место боев. Откуда-то появился мальчишка лет 12–13. Видит он, военные стоят, и вмешался в их разговор своей репликой: «А я тоже одного фрица кокнул». – «Кого же? Как?» – «Да так. Когда уже паника у немцев была, я поднял винтовку. Тут винтовок много валялось. Стрелять я умел: прицелился и кокнул». – «Ну, выстрелил, а попал ты или нет, ты же не знаешь?» – «Нет, попал. Он свалился. Я потом проверил. Я его кокнул». – «А как же ты тут жил?» (А он стоял весь черный, грязный и оборванный.) «Да вот так и жил. Дохлятиной питался. Потом на кожевенном заводе много кожи осталось, всякого сырья. Я брал кожу, резал, варил, ел ее и пил бульон. Так и выжил».