вызывает возмущение безответственным отношением драматурга Н. Погодина к такой важной для советского человека теме, как образ великого Ленина.

В пьесе же Н. Погодина в уста Ленина вложены чуждые ему слова.

Совершенно излишни рассуждения Ленина о своей смерти и о том, добрый он или недобрый.

В пьесе приводится немало двусмысленных выражений, песня пошлого содержания и некоторые реплики действующих лиц, которые вызывают отвращение. Например:

Настя: «Ипполит! Он ведь женщину ниже декольте и вообразить боится…»

Мы просим Центральный Комитет КПСС установить такой порядок, при котором все пьесы и сценарии о Ленине предварительно обсуждались бы партийной общественностью (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 129, 130, 131, 132).

У меня никогда не было намерений принести вред своему государству и своему народу.

Редакция «Нового мира» предупредила меня о том, что роман может быть понят читателями как произведение, направленное против Октябрьской революции и основ советского строя. Я этого не осознавал, о чем сейчас сожалею.

В продолжении этой бурной недели я не подвергался преследованию, я не рисковал ни жизнью, ни свободой, ничем решительно. Я хочу еще раз подчеркнуть, что все мои действия совершаются добровольно. Люди, близко со мною знакомые, хорошо знают, что ничто на свете не может заставить меня покривить душой или поступить против своей совести. Так было и на этот раз. Излишне уверять, что никто ничего у меня не вынуждал и что это заявление я делаю со свободной душой, со светлой верой в общее и мое собственное будущее, с гордостью за время, в которое живу, и за людей, которые меня окружают.

Я верю, что найду в себе силы восстановить свое доброе имя и подорванное доверие товарищей (с. 4).

Письмо это, – 8 ноября занесла в дневник Лидия Чуковская, – продиктовано страхом… На Западе его ждут две младшие сестры, миллион золотых рублей, всемирная слава, но он не в силах «превозмочь обожанье» и расстаться с Россией, где его оплевывают и топчут… Страх благородный – не за себя, за судьбы близких – страх высокий, но все-таки страх, и потому читать это письмо тяжело (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 332).

Писатели, – говорил председательствующий на собрании С. С. Смирнов, – отвечают делом на призыв партии быть ближе к жизни. Романы Г. Николаевой «Битва в пути», В. Кочетова «Братья Ершовы», Ф. Панферова «Раздумье», А. Коптяевой «Дерзание» – замечательное доказательство этого. Вскоре будут опубликованы новые произведения о сегодняшнем дне М. Бубеннова, Н. Вирты, Ал. Кожевникова и других.

Мы едины в своих идейных взглядах, – сказал он, – и это убедительно показало наше единодушное гневное осуждение антипатриотической деятельности Б. Пастернака (В. Ильин. Накануне первого учредительного // Литературная газета, 13 ноября. С. 1).

Что касается Бабеля, то я считал, считаю и буду считать его очень талантливым писателем и обнажаю голову перед жестокой и бессмысленной его гибелью, как равно и перед гибелью многих других прекрасных наших писателей и поэтов, независимо от их национальности. Если редакция «Нового мира» думает иначе, то это дело ее совести (К. Паустовский. Т. 9. С. 351–353)372.

Надеюсь, что Вы получили мою открытку, касающуюся 10 декабря в Сток373. Не подумав о вашей нечеловеческой занятости и нехватке времени, я предлагал вам воспользоваться вашей прежней доверенностью, написанной до грозных событий, до скандала. Я представлял себе, как вы, может быть, отправитесь в Ст и не по моему поручению, а в соответствии с Вашими собственными правами, примете вместо меня свободное участие в церемонии выдачи премии и по-своему скажете ответную речь, обращенную к королю. Но возможность этого, насколько я понимаю, прошла (Б. Пастернак. Т. 10. С. 405–406).