Уилсон вздохнул.

— Поверь, Ред, у меня внутри словно все разрывается. Вернусь, придется делать операцию. Без этого я ни к чему не буду годен.

— Да?

— Правда, Ред. Я ведь задерживаю весь взвод.

Ред громко рассмеялся.

— А ты что, думаешь, мы уж очень спешим?

— Да нет, но меня это очень беспокоит. Что если мы нарвемся на кого-нибудь, когда будем пересекать перевал? Видишь ли, я совсем забыл, как чувствует себя человек, которого не мучает понос.

Ред засмеялся.

— А-а, брось, смотри на это дело проще, вот и все.

Ему не хотелось слишком уж вникать во все эти переживания Уилсона. «Я ведь ничего не могу поделать», — уверял он себя. Они продолжали есть молча.

Через несколько минут Хирн дал команду продолжать движение. Взвод выбрался из рощицы и с трудом потащился по солнцепеку. Хотя дождь прекратился, земля еще не просохла, от нее поднимались испарения. Люди двигались согнувшись. Перед ними простиралась необъятная холмистая местность. Они растянулись почти на сотню ярдов и медленно пробирались через густую траву, поглощенные каждый своими болями и недомоганиями. Подошвы ног горели, а колени дрожали от усталости.

Вокруг в полуденной жаре сверкали вершины холмов, царило сплошное сонливое молчание. Слышалось только непрерывное жужжание насекомых, и это доставляло известную радость. Крофт, Риджес и даже Уилсон вспоминали о фермерских участках во время летнего зноя, о тихих и щедрых просторах с порхающими на фоне голубого неба бабочками. Они медленно, лениво перебирали воспоминания, словно двигались по проселочной дороге, а перед ними расстилались плодородные поля, и они вдыхали застоявшуюся влажность растительной силы земли после дождя, стойкий запах вспаханного поля и конского пота.

Все вокруг, казалось, затопили слепящий солнечный свет и жара.

Около часа двигались все время в гору, а затем остановились у ручья, чтобы наполнить фляги. После пятнадцатиминутного отдыха вновь двинулись в путь. Одежда на людях промокала по крайней мере десяток раз: от океанских брызг при переходе на катере, от воды при форсировании рек, от пота, от влажной земли на привалах, и всегда, когда одежда высыхала, на ней оставались следы. Рубашки были в белых пятнах от выступившей соли, а под мышками и на поясе ткань уже начала разрушаться. На теле у большинства были ссадины, волдыри и солнечные ожоги; некоторые стерли ноги и начали хромать, но все эти помехи казались незначительными, на них почти не обращали внимания в тяжелом оцепенении от постоянного движения, солнечного перегрева; усталость сковывала все мышцы тела, вызывала тяжелую апатию ко всему. Люди ощущали во рту кислый привкус от перенапряжения, с трудом переставляли натруженные ноги, но в конце концов перестали воспринимать собственное недомогание. Они продолжали идти, не думая о том, куда идут; двигались, тупо и уныло покачиваясь из стороны в сторону.

На них давила тяжесть рюкзаков, но они воспринимали эти рюкзаки как часть своего тела, как помещенный где-то внутри них большой камень.

Кустарник становился выше, почти по грудь. Колючки задевали за винтовки, цеплялись за одежду. Люди продирались сквозь кустарник, пока облепившие одежду колючки не вынуждали их останавливаться; они отдирали колючки и вновь устремлялись вперед. Они ни о чем не думали, кроме сотни футов земли впереди; они даже не смотрели на вершину холма, на который взбирались.

В полдень устроили продолжительный привал в тени от скал.

Трещали кузнечики, лениво летали насекомые, и время, казалось, ползло очень медленно. Разбитые усталостью люди начали подремывать. У Хирна не было ни малейшего желания шевелиться, однако привал слишком затягивался. Он медленно встал, закрепил свой рюкзак и скомандовал:

— Подъем!

Никакой реакции, и это вызвало у него приступ возмущения.

Крофта они послушались бы быстро.

— Вставайте, вставайте. Надо идти. Нельзя сидеть здесь целый день, — сказал он строгим и официальным тоном.

Солдаты начали медленно, нехотя подниматься. Он слышал, как они чертыхались и почувствовал в них мрачное сопротивление.

Его нервы были взвинчены больше, чем он сам мог предполагать.

— Прекратите разговоры и пошевеливайтесь, — услышал он свой собственный голос. Вдруг он понял, что очень устал от этих обязанностей командира.

— Вот сукин сын, — пробормотал кто-то.

Это задело его, но он подавил негодование. Их поступки были вполне понятны. Они устали и хотели сорвать на ком-нибудь злость.

Независимо от того, что он сделал на самом деле, рано или поздно они возненавидят его. Попытки как-то подействовать на них в конце концов только запугают и вызовут у них раздражение. Крофта они послушались бы, потому что Крофт разжигал в них ненависть, вдохновлял это чувство, но сам был выше его и в свою очередь добивался подчинения. Понимание этого подавляло Хирна.

— Впереди у нас еще долгий путь, — сказал он более спокойным тоном.

Они продолжали тащиться вперед. Гора Анака была теперь значительно ближе. Всякий раз с вершины очередного холма виднелись высокие обрывистые стены на обеих сторонах перевала, они могли даже различать отдельные деревья среди зарослей на ее склонах.

Местность и даже воздух изменились. Стало прохладнее, воздух заметно разреженнее, и его едва хватало при учащенном дыхании.

Подступов к перевалу достигли в три часа. Крофт поднялся на вершину последнего холма и, укрывшись за кустом, осмотрел местность, раскинувшуюся перед ними. Внизу под склоном холма приблизительно на четверть мили простиралась долина с островком высокой травы, окруженным горным кряжем спереди и холмами слева и справа. За долиной через горную цепь узким скалистым ущельем, извивавшимся между отвесными каменистыми склонами, шел перевал. Дно дефиле было скрыто густой листвой, и здесь могло укрыться любое количество людей.

Крофт осмотрел несколько холмов, возвышавшихся на открытых участках перевала, внимательно вглядываясь в окружавшие их джунгли. Он испытал внутреннее удовлетворение от того, что забрался так далеко. «Мы прошли чертовски большой путь», — подумал он. В повисшей над холмами тишине он различал время от времени доносившиеся с другой стороны горного хребта приглушенные артиллерийские залпы.

К нему подошел и расположился рядом Мартинес.

— Все в порядке, Гроза Япошек, — прошептал Крофт. — Нам нужно держаться вблизи холмов, окружающих долину. Если у входа на перевал кто-нибудь есть и если мы пойдем через поле, то нас наверняка обнаружат.

Мартинес кивнул, переполз через вершину холма и повернул направо, чтобы обойти долину. Крофт сделал жест рукой остальной части взвода, чтобы следовали за ним, и начал спускаться с холма.

Люди двигались очень медленно, маскируясь в высокой траве.

Мартинес проходил ярдов тридцать и останавливался, прежде чем снова идти вперед. Осторожность, с которой он продвигался, передалась другим, хотя никому ничего не приказывали. Солдаты стряхнули с себя усталость, вернули исчезнувшую было способность воспринимать окружающее и до некоторой степени даже восстановили контроль над своими движениями. Они шли осторожно, высоко поднимая ноги и ставя их твердо, чтобы не производить шума. Все чутко слушали царившую в долине тишину, вздрагивали от неожиданного шума и замирали каждый раз, когда раздавалось стрекотание насекомых. Напряжение возрастало. Они ждали, что вот-вот что-то произойдет. Во рту у всех пересохло, в груди раздавались тяжелые удары сердца.