Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это еще что такое?
– Да так, ничего особенного, но местные власти, как правило, относятся к нему с уважением. В экстренных случаях нам позволяется некоторая свобода действий, если только это не сопряжено с угрозой для жизни и мы берем на себя всю ответственность.
– Очень расплывчатая формулировка.
– В ней есть свои минусы, – согласился Уокер. – На самом деле я не знаю характера вашей операции, но если вы говорите, что речь идет о государственной безопасности, – что ж, вам и карты в руки, и никто не будет с вами спорить.
– Речь идет о государственной безопасности, причем все настолько серьезно, что, если бы ты узнал правду, тебя хватил бы сердечный приступ.
– Вне всякого сомнения, особняк находится под охраной. Так что давайте попробуем проникнуть через веранду или кухню, и я приму на себя огонь того, кто появится. Я знаю, что и как говорить.
– Тебе уже приходилось проделывать подобное…
– Приходилось, – тихо подтвердил сотрудник ЦРУ, ограничившись этим.
Двое оперативников молча обогнули особняк. Сзади имелась застекленная дверь, выходящая на теннисный корт.
– То, что надо, – продолжал Уокер, осмотрев дверь, закрытую жалюзи.
Взяв свой пистолет за ствол, он рукояткой раздвинул жалюзи, затем разбил стекло рядом с ручкой, просунул руку и открыл дверь.
Оба оперативника были поражены тишиной.
– Сигнализации нет, – пробормотал Прайс.
– Для такого особняка это что-то неслыханное.
– Пошли.
Камерон и Уокер прошли внутрь. Увиденное поразило их. Все помещения первого этажа были обставлены лучшей мебелью, на стенах, оклеенных самыми дорогими обоями, висели картины, знакомые по художественным альбомам. Сверкающего серебра хватило бы, чтобы оформить витрину ювелирного магазина «Тиффани».
Похоже, в доме никого не было.
Прайс несколько раз окликнул:
– Мы федеральные агенты, нам необходимо поговорить с Бенджамином Вальбергом.
Ответом ему была полная тишина.
– Фамилию я не расслышал, – сказал Скотт. – У меня что-то со слухом.
– Ах да, я забыл.
Они поднялись по широкой, величественной лестнице. Прайс еще несколько раз крикнул про «федеральных агентов», также безрезулььтатно. Оказавшись на втором этаже, они осмотрели все комнаты, нигде никого не было. Наконец они подошли к главной спальне; дверь оказалась заперта на ключ. Камерон постучал, затем стал колотить в дверь.
– Мистер Вальберг! – крикнул он. – Нам необходимо поговорить!
– Раз уж мы зашли так далеко, – предложил Уокер, – можно попробовать позвонить.
С этими словами он отступил назад, затем всем своим мускулистым телом навалился на дверь. Дерево затрещало, но устояло. Агент ЦРУ нанес несколько точных ударов ногой, и дверь рухнула. Прайс и Уокер вошли в спальню.
Там, распростертое на кровати, на промокшей от крови атласной простыне лежало тело Бенджамина Вальберга. Банкир пустил себе в рот пулю из револьвера 38-го калибра, который по-прежнему оставался зажат у него в руке.
– Скотт, ты ничего этого не видел, – сказал Прайс. – Больше того, тебя здесь вообще не было.
Гостиница «Вилла д’Эсте» выслала в миланский аэропорт лимузин для своих новых американских гостей, мистера и миссис Поль Ламберт. Брэндону Скофилду и Антонии паспорта на эту фамилию были любезно предоставлены Фрэнком Шилдсом, который также позаботился о перелете через Атлантику на военно-транспортном самолете. Самолет совершил посадку в десять часов утра по местному времени, и к полудню супружеская пара, измученная долгой дорогой, уже была у себя в номере. Мистер Ламберт сразу же принялся жаловаться на совещание в Лондоне, затянувшееся до самой ночи.
– Джеффри просто не умеет высказывать свои мысли за один раз; ему приходится повторять одно и тоже раз тридцать!
– Брэй, но ты же постоянно с ним спорил.
– Совершенно верно, черт побери, потому что он мне не нужен! У меня есть Тогацци.
– От чего Джефф, если ты помнишь, был не в восторге.
– Он настроен антиитальянски.
– Нет, просто ему как-то не по себе работать с человеком, которого все считают влиятельным мафиози.
– Это же чушь собачья! Итальянская секретная служба набирает своих лучших сотрудников именно в мафии. Кроме того, Сильвио вот уже много лет не имеет с мафией никаких дел. Он удалился на заслуженный покой.
– Как это мило с его стороны. – На старинном столике, обтянутом кожей, зазвонил телефон, и Антония сняла трубку. – Да?
– Должно быть, это блистательная Антония, жемчужина Средиземноморья, с которой я до сих пор не имел счастья познакомиться, однако все последнее время я только и думаю о том, что мне будет оказана величайшая честь сделать это.
– Английский ваш просто превосходный… если не ошибаюсь, синьор Тогацци?
– Совершенно верно, и бо́льшая часть этого английского была выучена у стоп великого мастера, вашего несравненного спутника.
– Да, я так и подумала. Ну а сейчас я передаю трубку… великому мастеру.
– Прекраснейшая из прекраснейших, я слышу в вашем голосе нежный плеск прибоя Лигурийского моря! – не унимался Тогацци.
– Очень мило, я уже столько лет пытаюсь от него избавиться.
Она протянула телефон Скофилду, хотя тот отчаянно тряс головой, с мольбой указывая на подушку. Но ему все-таки пришлось взять трубку.
– Привет, макаронник!
– Ты как всегда очень любезен, Брэндон. А как поживает подонок янки, кажется, я так должен тебя величать? Насколько я понимаю, вы уже приехали.
– Нет, я клон, которому до смерти необходимо поспать несколько часов.
– Только не сейчас, мой старинный друг, нас ждет работа. Из почтового отделения в Милане сообщили, что поступила еще одна посылка из Барселоны, на этот раз некоему синьору Дельмонте Четвертому. Дельмонте в Италии фамилия очень распространенная, так что указание «четвертый» совершенно неуместно; на самом деле это лишь код получателя. Следующая машина отправится развозить почту в три часа дня. Мой человек придержит посылку и скажет, что она прибыла со следующей партией. А нам нужно срочно отправляться в Милан.
– Да я только что оттуда! Что, среди твоих подручных не найдется никого, кто смог бы проследить за получателем этой проклятой посылки?
– Последнее сообщение из Барселоны было шесть дней назад. Когда будет следующее?
– О господи, ты прав! Лавочка на Кайзерсграхт прикрыта…
– Что? Che cosa?[103]