Мистер Уинкль был затем допрошен мистером Скимпином, который, будучи подающим надежды молодым человеком лет сорока двух или сорока трех, старался, конечно, по мере своих сил смутить свидетеля, явно расположенного в пользу противной стороны.

– Итак, сэр, – сказал мистер Скимпин, – не будете ли вы столь любезны сообщить его лордству и присяжным свою фамилию?

И мистер Скимпин склонил голову набок, дабы выслушать с большим вниманием ответ, и взглянул в то же время на присяжных, как бы предупреждая, что он не будет удивлен, если прирожденная склонность мистера Уинкля к лжесвидетельству побудит его назвать фамилию, ему не принадлежащую.

– Уинкль, – ответил свидетель.

– Как ваше имя, сэр? – сердито спросил маленький судья.

– Натэниел, сэр – Дениэл... второе имя есть?

– Натэниел, сэр... то есть милорд.

– Натэниел-Дэниел или Дэниел-Натэниел.

– Нет, милорд, только Натэниел, Дэниела совсем нет.

– В таком случае зачем же вы сказали Дэниел? – осведомился судья.

– Я не говорил, милорд, – отвечал мистер Уинкль.

– Вы сказали, сэр! – возразил судья, сурово нахмурившись. – Как бы я мог записать Дэниел, если вы мне не говорили этого, сэр?

Довод был, конечно, неоспорим.

– У мистера Уинкля довольно короткая память, милорд, – вмешался мистер Скимпин, снова взглянув на присяжных. – Надеюсь, мы найдем средства освежить ее, раньше чем покончим с ним.

– Советую вам быть осторожнее, сэр! – сказал маленький судья, бросив зловещий взгляд на свидетеля.

Бедный мистер Уинкль поклонился и старался держать себя развязно, но он был взволнован, и эта развязность придавала ему сходство с застигнутым врасплох воришкой.

– Итак, мистер Уинкль, – сказал мистер Скимпин, – пожалуйста, слушайте меня внимательно, сэр, и разрешите мне посоветовать вам, в ваших же интересах, хранить в памяти предостережение его лордства. Если я не ошибаюсь, вы близкий друг Пиквика, ответчика, не так ли?

– Я знаю мистера Пиквика, насколько я сейчас могу припомнить, почти...

– Пожалуйста, мистер Уинкль, не уклоняйтесь от ответа. Вы близкий друг ответчика или нет?

– Я только хотел сказать, что...

– Ответите вы или не ответите на мой вопрос, сэр?

– Если вы не ответите на вопрос, вы будете арестованы, сэр, – вмешался маленький судья, отрываясь от своей записной книжки.

– Итак, сэр, – сказал мистер Скимпин, – будьте любезны: да или нет?

– Да, – ответил мистер Уинкль.

– Итак, вы его друг. А почему же вы не могли сказать это сразу, сэр? Быть может, вы знакомы также с истицей? Не так ли, мистер Уинкль?

– Я с нею не знаком, я ее видел.

– О, вы с нею не знакомы, но вы ее видели? А теперь будьте добры сообщить джентльменам присяжным, что вы хотите сказать этим, мистер Уинкль?

– Хочу сказать, что я с нею близко не знаком, но видел ее, когда бывал у мистера Пиквика на Госуэлл-стрит.

– Сколько раз вы ее видели, сэр?

– Сколько раз?

– Да, мистер Уинкль, сколько раз? Я могу повторить этот вопрос двенадцать раз, если вы пожелаете, сэр.

И ученый джентльмен, решительно и сурово сдвинув брови, подбоченился и многозначительно улыбнулся присяжным.

По этому вопросу возникли поучительные пререкания, обычные в подобных случаях. Прежде всего мистер Уинкль заявил, что решительно не может припомнить, сколько раз он видел миссис Бардл. Тогда его спросили, видел ли он ее раз двадцать, на что он ответил: «Конечно... больше двадцати раз». Тогда его спросили, видел ли он ее сто раз, – может ли он под присягой утверждать, что видел ее не больше пятидесяти раз, – признает ли он, что видел ее по крайней мере семьдесят пять раз, – и так далее; в конце концов пришли к удовлетворительному заключению, что ему следует быть осторожнее и думать, о чем он говорит. Когда свидетель был доведен таким образом до желаемого состояния нервного расстройства, допрос продолжался:

– Скажите, пожалуйста, мистер Уинкль, помните ли вы, что посетили ответчика Пиквика у него на квартире, в доме истицы на Госуэлл-стрит, в упомянутое утро в июле прошлого года?

– Да, помню.

– Сопровождали вас в тот день приятель по фамилии Тапмен и другой по фамилии Снодграсс?

– Да, сопровождали.

– Они здесь?

– Да, здесь, – ответил мистер Уинкль, пристально глядя в ту сторону, где сидели его друзья.

– Пожалуйста, слушайте меня, мистер Уинкль, и не занимайтесь вашими друзьями, – сказал мистер Скимпин, бросив еще один выразительный взгляд на присяжных. – Они должны дать свои показания без всякой предварительной консультации с вами, если таковая еще не имела места (снова взгляд в сторону присяжных). Итак, сэр, скажите джентльменам присяжным, что вы увидели в то утро, войдя в комнату ответчика. Ну, говорите же, сэр. Рано или поздно, но мы заставим вас говорить!

– Ответчик, мистер Пиквик, держал истицу в своих объятиях, обхватив ее руками за талию, – ответил мистер Уинкль с понятной нерешительностью, – а истица, по-видимому, была в обмороке.

– Вы слышали, говорил что-нибудь ответчик?

– Я слышал, как он назвал миссис Бардл «дорогая моя», и слышал, как он просил ее успокоиться, указывая на положение, в которое они попадут, если кто-нибудь войдет, или что-то в этом роде.

– Теперь, мистер Уинкль, мне остается задать вам только один вопрос, и я прошу вас помнить о предостережении, сделанном милордом. Можете ли вы под присягой показать, что Пиквик, ответчик, не сказал тогда: «Моя дорогая миссис Бардл, привыкайте к мысли об этом положении, ибо оно вас ждет» или что-то в этом роде?

– Я... я, конечно, понял его не так, – сказал мистер Уинкль, потрясенный этим остроумным истолкованием тех немногих слов, какие он слышал. – Я был на лестнице и не мог ясно расслышать... у меня создалось такое впечатление...

– Джентльмены присяжные не нуждаются, мистер Уинкль, в создавшихся у вас впечатлениях, от которых, боюсь, мало будет пользы честным, прямым людям, – перебил мистер Скимпир. – Вы были на лестнице и слышали не ясно; но вы не можете присягнуть, что Пиквик не воспользовался теми выражениями, которые я цитировал? Так ли я понимаю?

– Да, не могу, – ответил мистер Уинкль.

И мистер Скимпин с торжествующим видом сел на место.

Дело мистера Пиквика развивалось до сих пор так неудачно, что следовало избегать новых поводов для обвинения. Надлежало дать делу более благоприятный поворот, и мистер Фанки встал, желая добиться чего-нибудь существенного от мистера Уинкля при перекрестном допросе. Добился ли он чего-нибудь существенного, обнаружится немедленно.