Далее — лебединый пруд, множество водопадов и открытый дельфинарий. Нанги, однако, не пошел так далеко. Ему надо было купить билет на фуникулер, который поднимал на высоту трех тысяч футов на искусственный атолловый риф, где находился еще один дельфинарий.

Фуникулер состоял из четырех вагончиков, в каждый помещалось шесть человек. Нанги было велено сесть в крайний левый вагончик. Он встал в очередь, периодически продвигаясь вперед по мере прибытия фуникулера.

Он не смотрел по сторонам, это недостойно. Однако ему было не все равно, кто стоит рядом с ним, позади и впереди. Он заметил туристов с Запада и из Японии. Китайские подростки весело болтали, обсуждая, несомненно, как здорово быть в парке так поздно. Или, может быть, спорили, какой из вагончиков оторвется от каната и свалится в пропасть. Нанги убедился, что он никого не интересует.

Его сильно занимало, с кем он встретится. Подошла его очередь. Он поедет вместе с китайской семьей, что стоит за ним?

Вагончик подошел пустой. Двери распахнулись, и служитель в униформе помахал ему рукой, чтобы он проходил. Он заметил, что служащий не посадил китайцев с ним вместе.

Внутри было тесно и потому неудобно сидеть. В вагончик впрыгнул человек, Нанги не понял, откуда он взялся. Двери захлопнулись, и мотор заработал.

Фуникулер медленно двинулся вперед. Они сразу оказались на краю бетонной станции. Вдруг вагончик повис в воздухе, чуть раскачиваясь.

Нанги обратил внимание на попутчика. Это был грузный китаец неопределенного возраста. Ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят лет. Приплюснутый нос, волосы стрижены так коротко, что виден загорелый череп. Китаец показал зубы — все золотые — улыбка или гримаса, Нанги не понял.

— Доброе утро, мистер Нанги, — сказал китаец, склонив голову. — Меня зовут Ло Ван.

Нанги ответил на приветствие.

— Скажите, вы уже бывали в этом парке?

— Никогда. Хотя я не впервые в Гонконге.

— В самом деле? — По тону китайца было ясно, что ему это абсолютно все равно. Он повернулся в своем кресле, какие ставят в приемном покое больницы. — А я здесь был множество раз. Этот вид не надоедает. Но весьма редко удается взглянуть на него в столь ранний час.

Вид моря с множеством небольших островков был и вправду великолепен. Повсюду плавали длинные лодки с мерцающими огоньками, словно ювелирные украшения. Лунный свет придавал воде особый металлический блеск, похожий на блеск кольчуги.

— Считайте, что вам повезло.

Нанги не понял, относилось ли это к пейзажу или к чему-то еще.

Вагончик теперь двигался над пропастью, если бы они сейчас рухнули вниз, не уцелел бы никто.

— До моего сведения дошло, — сказал китаец, — из достаточно надежных источников. — Глаза его сверкнули. — Информация очень важная, жизненно важная, так, кажется, говорят. Это относится к... к связям в Кантоне, которые могут оказаться компрометирующими.

Нанги кивнул.

— Это по сути верно.

— Понимаю.

Нанги достал копию контракта, подписанного Лю. Он развернул его и осторожно положил на пустое сиденье.

Ло Ван посмотрел на контракт, потом, не сказав ни слова, посмотрел на Нанги, он знал, что это всего лишь копия. Глаза его ничего не выражали.

Нанги вручил ему конверт. Осторожно, словно это могло быть опасно, Ло Ван вскрыл его. Вынул содержимое. Кроме черно-белых фотографий 8х10, там были микрокассета и текст записи на двенадцати страницах. Все это представляло отчет о происходившем в квартире Сочной Пен.

Ло Ван достал золотые очки и минут десять изучал фотографии и текст, не обращая внимания на Нанги.

Когда он закончил, они подъехали к остановке, где вышли из вагончика, и пошли по узкой каменистой тропинке.

— Интересно, — сказал Ло Ван, держа неоспоримые доказательства под мышкой, как обычные деловые бумаги. — Но вряд ли стоит того, что вы просите. — Китаец пожал плечами. — Мы можем в любое время вернуть Лю на родину.

— Не думаю, что это будет просто, — сказал Нанги, старательно обходя камни. — Лю здесь очень важная персона. Его все знают. И если вы отзовёте его сейчас, перед лицом огромного скандала — а могу вас уверить, он непременно последует, — ваша страна потерпит огромное идеологическое поражение. Вы потеряете все преимущества над Англией, которых добились за два с половиной года. И что хуже всего, вы уроните свое достоинство.

Легкий ветер дул им в лицо, пахло солью и фосфором. Световые сигналы далеких кораблей что-то передавали невидимым абонентам. “Они как Ло Ван и я, — подумал Нанги, рассматривая корабли. — Они знают, куда направляются, но не видят”.

Ло Ван напряженно думал. Казалось, единственным выходом для него было бы, если бы Лю поскользнулся в ванне и сломал себе шею. Это спасло бы их от потери лица, и эта умная японская обезьяна уедет к себе домой, на остров. Но он знал, что этого не случится, потому что это невозможно.

Все, что сказал Нанги, было правдой. Это раздражало. Он не мог исчезнуть с Лю или с информацией этого японца. Одно слово губернатору, и он тут же свяжется с правительством ее величества, с каким-нибудь министром. Это будет смертельно для Ло Вана и его руководства.

И вдруг его осенило. Он посмотрел на море так, словно ничего не произошло. Он обдумывал все тщательно, со всех точек зрения, словно собирался сделать очень важное приобретение, так оно, собственно, и было. Он не мог получить от этого всего, что хотел. Затягивать дело — значит потерпеть поражение в битве интеллектов.

Чем дольше он думал о своей идее, тем больше она ему нравилась, и тем больше он ощущал грядущее превосходство над этим восточным варваром.

— Мы считаем, — начал он осторожно, — что не стоит доставлять неприятностей мистеру Лю. Фактически нам хотелось бы оставить его на своем месте. — Он достал из кармана копию контракта Нанги. — Это признается недействительным, если мы достигнем соглашения по одному вопросу. Все материалы против Лю и, разумеется, против этой самой Пен также будут уничтожены, копии, оригиналы, негативы — все будет доставлено по данному мной адресу. Вдобавок вы подпишете соглашение о том, что с этого дня не будете использовать их против кого бы то ни было, прямо или косвенно.

— Но я не хочу уничтожать контракт, — возразил Нанги. Он рисковал, но думал, что сможет получить больше.

Ло Ван стоял неподвижно. Стоял с таким видом, словно Нанги ударил его по лицу этим контрактом. Удивление унизило его, и это было ему неприятно.

— Чего же вы хотите? — спросил он наконец.

— Я хочу, чтобы мы вернулись к первоначальному соглашению с Лю. В обмен на тридцать процентов в “кэйрэцу” — без права голоса — вы обеспечиваете нас капиталом в течение последующих трех лет, каждые полгода, первого января и первого июля.