— Не плетите ерунды! Я понимаю ваше отчаяние, но не теряйте разум. У вас прекрасный мальчик. Никакой он не шизофреник, никакой у него болезни Блеера нет. Помогите ему и дальше идти по избранному пути!

— Что вы мелете?! Чего вы хотите?! Ладно, я готов смириться! Тогда скажите, что мне делать? Я готов выполнить и ваши советы!

— Поздравьте его с женитьбой! Помогите им материально.

— Он отказался принимать от меня деньги. И Люка, курва, сказала, чтобы моего духа не было в ее доме.

— А муж?

— Мужу она объявила, что впервые полюбила и счастлива. Господи, а я еще помогал этому типу избавиться от эксдермации! Надо было, чтобы вас ошкурили еще до вашего рождения. Тогда, может быть, и мой мальчик был бы со мной!

— Вам не стыдно?

— Я искренний. У меня что на языке, то и на уме!

— Наоборот.

— Нет, я этого не вынесу!!!

— Послушайте, Скабен, — решился я обратиться к нему с просьбой. — Мне нельзя здесь больше находиться. Я знаю: меня повсюду ищут. Я вспомнил о моем друге Тимофеиче — он смог бы меня приютить. Не могли бы вы…

— Вам нельзя шевелиться. А хотите — переберемся ко мне? Я вам помогу. Охотно.

— А вы не боитесь?

— Я уже ничего не боюсь, — прошептал Скабен.

И вечером я перебрался к нему.

На третий день в квартиру Скабена постучали. Скабен открыл дверь. На пороге стояли Агенобарбов, Любаша и Шурочка. Я посмотрел на Скабена. Он отвел взгляд в сторону; я понял — это он их привел. Агенобарбов от радости потирал руки:

— Победитель Всемирного Референдума, Человек Вселенной, Лучший исполнитель роли Карудия, супермужчина прячется от настигающей его славы! Мы сбились с ног, полиция сбилась с ног, Запад оборвал все телефоны, а он отлеживается…

— Вид вполне приличный, — сказала Шурочка, разглядывая меня. И я понял, что они уже получили необходимую информацию о том, что произошло.

— Ты будешь самым лучшим Карудием. В жизни и на сцене. Я всегда это говорила, — пропела Любаша. Она прильнула ко мне и прошептала: — Мне дают главную роль. Мы с тобой пройдем не только обряд казни, но и обряд венчания.

Я не знал, что сказать, и брякнул несусветную чушь:

— Простите, — сказал я. — Но в свое время УУУПР вынес решение против моего увольнения.

Все трое гостей бешено расхохотались.

— Батенька, да сколько же дней вы отсутствовали? Не знаете, что УУУПР сгорел?

— Неужели не знали? — это Любаша.

— Весь город только и говорил об этом. Шесть заседаний внеґочередного съезда было посвящено этому вопросу. УУУПР сгорел, и его тут же в первом чтении упразднили в связи с введением новых рыночных отношений. Теперь увольнения и прием на работу будут продаваться за наличные.

— Быть этого не может! Разыгрываете?

— Какой уж тут розыгрыш, когда столько жертв! Неужели не знаете, что ваших приятелей Прахова и Шубкина нашли слегка поджаренными! Все радиостанции мира сообщили об этом факте. А причины? Безнравственные, можно сказать! В УУУПРе накопилось столько винных паров, что они дали взрывной эффект!

— Самовозгорание! Смешно! — это Любаша скривила губки. — Говорят они после окончательной победы фиолетовых стали пить в десять раз больше, а своими приемами на работу совсем не занимались.

— Что же теперь делать? — со слезами на глазах еле выговорил я.

— Что делать? Да у вас прекрасная роль! А вот вашему толстомордому Ксавию и еще одному бандиту — не позавидую.

— А что с Ксавием?

— А его решили, — сказал Агенобарбов, — рядом с вами подвесить, ну и эксдермировать, насколько это удастся.

— А это зачем?

— А затем, чтобы напомнить об исторической правде. Рядом с праведником должны быть непременно два разбойника, два жулика, вора или христопродавца. Ксавий недавно поймался на нелояльности. Хотел бежать за рубеж, предварительно продав за большую сумму некоторые секретные документы о тайной природе кровососущих. Говорят, что кое-какие страницы явно напоминают текст вашей рукописи. Вы давали ему свое сочинение?

— Я дал ему свою работу на хранение.

— Ничего себе, сохранил, — улыбнулась Любаша.

— Вставайте, сударь, вас ждет Вселенная! — сказал Агенобарбов, помогая мне приподняться.

— Вас ждут великие дела, — это Шурочка с разочарованием: ей не дали главной роли.

— Вас ждет история, — поправила Любаша. — Мне велено не покидать тебя до эксдермации ни на секунду. Правда, рыжий? — это она так Агенобарбова назвала.

— Совершенно верно, — ответил он, похлопывая меня по плечу. — Сегодня репетиция, а через три дня спектакль. Кроме того, завтра начнется Всесоюзная фиолетовая конференция по вопросам культуры. Мне предстоит сделать одно чрезвычайное открытие. Я разработал новый художественный метод: пророческий реализм! Разработка прошла двадцать шесть инстанций. Теперь осталось утвердить его на съезде работников культуры…

Я слушал, и первое, что мне сильно захотелось сделать, так это выброситься из окна шестого этажа. Я бочком, будто надевая рубаху, сделал рывок к окну. Но не тут-то было. Любаша повисла на моем теле. Шурочка вцепилась в мои руки, а Агенобарбов саданул по моим ногам:

— Это еще что за номера! Я за тебя, паскуду, полтинник отвалил в твое вшивое ведомство! Имей в виду! Будешь шебуршиться, свяжем и до начала спектакля так и будешь пребывать в связанном виде…

Я не внял добрым советам: еще раз сделал попытку выброситься из окна. Скабен стоял в стороне и искоса следил за мной.

— Режим фиолетовых никогда не простит вам этой гадости! — орал я. — Прахов лично меня знает! Лично примет участие в моей судьбе!

Им было все равно, кто у власти: красные, белые, фиолетовые, розовые — был бы Паразитарий! А он уже был! Всюду вывешивались флаги с огромной буквой «П», повсюду кричали:

— Да здравствует единственный справедливый строй — строй свободных паразитариев! Паразитарии всех стран, соединяйтесь! Паразитизм — дело чести, доблести и геройства! Паразитизм — свобода жить и свобода выбирать!

В апартаментах Агенобарбова я сделал еще одну попытку выброситься из окна, но меня снова схватили. Связали, завернули в ковер и аккуратненько положили у стеночки. Любаша была рядом. Она ласково до приторности щебетала:

— А кормиться мы будем теперь из ложечки. Ротик! Ротик! Это манная кашка. А это творожок, а это какао. Мой маленький совсем отощал. Ему надо подкрепиться.

Я ел, потому что, если я не подчинялся, Любаша окунала мою голову в горшок для естественных нужд. Надо же такое придумать!