Касадо отключил телефонную связь правительства, но вскоре сам позвонил Идальго де Сиснеросу. Сославшись на полученные от гражданского губернатора Аликанте (портовый город в 30 километрах от Эльды) тревожные сведения, он просил главкома ВВС не бомбардировать город. Сиснерос согласился, но потребовал немедленно включить телефонную связь.

А Негрин тем временем мучительно принимал самое ответственное в своей жизни решение. В его распоряжении в Эльде было только 80 партизан-коммунистов из 14-го особого корпуса. Премьер понимал, что путч Касадо означает самоубийство республики, но в то же время не хотел кровопролития внутри республиканского лагеря. Он заявил, что вынужден покинуть страну, но затем, поддавшись уговорам, сделал последнюю попытку помириться с Касадо. Главе Совета было передано послание, в котором констатировалось, что между целями правительства и Совета нет никаких расхождений, и предлагалось направить уполномоченное лицо для преодоления разногласий.

Касадо был готов согласиться, но Бестейро, Мера и Венсеслао Каррильо были решительно против. К тому времени антикоммунизм Бестейро приобрел уже зоологический характер. В полном тексте его выступления по радио, который он не решился 5 марта произнести в Мадриде, говорилось о необходимости для всех испанцев «готовиться к великому антикоммунистическому походу».

Мера перебросил в Мадрид 70-ю бригаду анархистов, которая совместно с карабинерами и частями штурмовой гвардии начала захватывать помещения КПИ и арестовывать коммунистов.

В понедельник 6 марта правительство ожидало ответа хунты. Негрин отдыхал, Альварес дель Вайо и Модесто играли в карты. В два часа дня поступила информация, что Аликанте в руках путчистов, и они вот-вот будут в Эльде, чтобы взять Негрина и его сторонников под стражу. На двух «дугласах», предоставленных Идальго де Сиснеросом, Негрин и руководство компартии покинули Испанию. В стране остались Тольятти и член ЦК КПИ Педро Чека, чтобы организовать эмиграцию партийных кадров и подготовить подпольную сеть компартии.

Отъезд правительства и ведущих коммунистов был преждевременным и предопределил успех мятежа Касадо. Между тем позиции Совета (его в народе именовали в основном хунтой) были очень слабыми. Из четырех армейских корпусов армии Центра, лишь только 4-й корпус под командованием Меры поддерживал путчистов. Тремя другими корпусами руководили коммунисты. На стороне компартии были и командиры саперных и партизанских частей, а также танковых подразделений. За Касадо было только руководство инженерных войск. Из 200 тысяч солдат и офицеров армии Центра хунта могла положиться только на 50 тысяч. В армии Леванта почти все части были против переворота, хотя ее командующий генерал Менендес твердо поддерживал Касадо. Армии Эстремадуры и Андалусии ждали, чем все закончится, и определенных симпатий не высказывали.

Мадридские коммунисты (хотя и отрезанные от центрального руководства партии) сразу же после путча предложили командиру одного из корпусов полковнику-коммунисту Буэно возглавить верные правительству войска и подавить мятеж. Но Буэно, переговорив по телефону с Касадо, занял нейтральную позицию (Тольятти полагал, что здесь сыграла свою роль принадлежность Касадо и Буэно к масонству). Но командир 1-го корпуса коммунист Барсело немедленно согласился и привел в боевую готовность часть своих войск. Следует подчеркнуть, что коммунисты с самого начала решили использовать против хунты только резервные части, чтобы не оголять фронт.

Третий комкор-коммунист Ортега (тоже масон) колебался, но частей Барсело было вполне достаточно. Основную роль в организации военного сопротивления мятежу играл командующий 8-й резервной дивизией коммунист майор Асканио. Когда некоторые офицеры его штаба спросили, не стоит ли подождать приказа правительства, Асканио ответил, что для борьбы с предательством приказы ему не нужны.

Уже 6 марта части Асканио и подошедшие ему на помощь из Алкала-де-Энарес партизаны и танкисты заняли штаб-квартиру армии Центра (так называемая «позиция Хака») и здания ряда министерств (причем на сторону коммунистов перешел один батальон касадистов). Но мадридское руководство КПИ никак не могло связаться ни с правительством, ни с членами ЦК партии, чтобы запросить конкретные указания.

Путч Касадо встретил резкое осуждение со стороны бывшего президента Асаньи, чьим именем прикрывалась хунта. Асанья сравнил действия Касадо с мятежом 18 июля 1936 года. Германская пресса снисходительно писала, что никакие показные антикоммунистические действия части республиканского лагеря не разжалобят Франко. В западных столицах совершенно правильно считали, что основной задачей Совета национальной обороны является скорейшая и безболезненная передача власти Франко.

Вися на волоске от гибели, Касадо срочно попросил Франко начать наступление в Мадриде, обещав поддержать его ударом с тыла. Но посланный для согласования этой операции подполковник мятежников заблудился и попал в руки к коммунистам. Одновременно противники Касадо узнали, что правительство и руководство КПИ покинули Испанию, оставив указание готовиться к переходу на нелегальное положение. Комкор Ортега по личной инициативе провел переговоры с хунтой, которая согласилась заключить с коммунистами мир и не преследовать членов партии.

На самом деле Касадо тянул время и ждал наступление франкистов, а также подхода частей анархистов из Эстремадуры. Последние полностью оголили фронт, но мятежники только подбадривали их криками, желая поскорее «разделаться с красными». Когда части анархистов проходили через простреливаемый франкистами мост у Арганды, по ним не было сделано ни единого выстрела.

Несмотря на заключенное перемирие, Совет вел по радио безудержную пропаганду против компартии, обвиняя ее в насильственном изменении общественного строя. Бестейро клялся, что хунта не допустит коммунистической тирании.

А в это время франкисты и касадисты одни с фронта, а другие с тыла напали в Каса-де-Кампо на 7-ю дивизию республиканцев. Та немного подалась назад и быстро разделалась с частями Касадо. Затем блестящей контратакой были отброшены на исходные позиции и франкисты, причем 90 их солдат попало в плен.

8 марта коммунистические части продолжали очищать от предателей Мадрид. Власть хунты распространялась уже только на несколько кварталов в центре столицы. В Леванте 22-й корпус перерезал все коммуникации между столицей и Валенсией и был готов выступить на помощь противникам хунты вместе с танками. В Мадриде руководство сопротивлением решило больше не растрачиваться на постепенное овладение городом, а нанести решительный удар по зданию министерства финансов и покончить с хунтой.

Но 9 марта наступление не достигло цели, а в Мадрид вступили уже войска Меры, обманом захватившие Алкала-де-Энарес. Они шли на верных правительству солдат с криками «Да здравствует республика!» и протягивали руки; затем коммунистические части были разоружены. Вечером войска Меры отбили «позицию Хака». В тот же день с пропуском Миахи из Валенсии прибыл курьер политбюро ЦК КПИ, Он передал мнение партийного руководства, что борьбу с хунтой надо прекратить, так как правительство Негрина добровольно покинуло страну, а переговоры Касадо с Франко сорвались. К тому же Миаха гарантировал КПИ полную легальность. Но одновременно мадридской парторганизации рекомендовали продолжить борьбу («раз уж она была начата») и пообещали прислать на помощь в случае необходимости 22-й корпус из Леванта. Но все же лучшим выходом, по мнению центрального партийного руководства, было бы заключение соглашения с Касадо, так как победа компартии в Мадриде даст капитулянтам предлог, чтобы открыть фронт и свалить на КПИ поражение в войне.