важности своего Дела, которому (как о ней часто писали в прессе) она отдала всю свою жизнь. Но у меня никогда не было выбора, не было другой жизни. Аудитория, как это ни странно, молчала. Расправив в руке листочки с речью, чтобы ничего не упустить, Селеста опустила глаза, сквозь толстые линзы очков она почти ничего не видела. Она истекала потом и одновременно ее пробирал озноб. Аудитория в партере и на двух балконах — подумать только, в зале было целых два балкона! — смотрела на нее с возрастающим недоумением. Она была далеко не однородной, эта аудитория, среди множества хорошо одетых женщин и небольшого числа мужчин в смокингах иногда мелькали странные, походившие на ярко-красные ошпаренные куски мяса уродливые существа с вытянутыми в виде огурцов головами, узкими плечами, пухлыми, раздутыми животиками и тощими ручками и ножками.

Селеста Уорд только раз на них взглянула и сразу отгородилась от них стопкой листков со своей речью. Она очень боялась сбиться, потерять место, где читала, поскольку сегодня ее речь казалась странным образом исковерканной, словно кто-то нарезал текст выступления из отрывков других речей, с которыми она когда-то выступала. Это мог сделать только смертельный враг Селесты, который хорошо знал все ее выступления и имел возможность ей навредить. Непонятные ошибки в логической структуре текста, бессмысленно повторяющиеся фразы и время от времени встречающиеся слова вроде «айеризм», «трюизм» или «дисфизис», смысла которых она не понимала, не знала даже, как правильно их произносить, мельтешили у нее перед глазами, сбивали с мысли и дезориентировали. К Селесте пришло осознание, что это, возможно, последняя речь, которую она произносит в своей жизни, и от этого ей стало так плохо и неуютно, словно из еще остававшегося ей, отмеренного кем-то будущего на нее повеяло пронизывающим арктическим ветром. Аудитория — «ее» аудитория, обыкновенно внимавшая ей, как первоклашки внимают своей учительнице, стала проявлять признаки нетерпения. Послышались смешки, громкий кашель и даже хулиганский свист. Селеста старалась читать как можно быстрее, чтобы поскорее завершить эту пытку, — она проглатывала окончания фраз, не уделяла никакого внимания знакам препинания, постоянно запиналась и заикалась. И все это время она не отрывала взгляда от своих бумаг — боялась, что снова увидит тех красных, словно ошпаренных человечков с крохотными дырочками вместо глаз на плоских подобиях личика. Селеста знала, что они не должны быть здесь, но все равно ужасно их страшилась. Потом поток ее слов иссяк, и она замолчала. Кто-то подошел к ней и с сочувствием спросил:

— Что-нибудь не так, мисс Уорд?

Поскольку она не ответила на вопрос, он повторил его вновь, потом еще и еще раз.

В зале установилась абсолютная тишина: казалось, все одновременно набрали в грудь воздуха и затаили дыхание. Ничего не было слышно — только было видно, каким пепельно-серым стало лицо Селесты, как расширились ее глаза и мелко-мелко задрожали губы.

Неожиданно Селеста высоким, хриплым голосом воскликнула:

— Но вы-то не умерли! Не умерли! Вы выжили! Вместо вас умер кто-то другой!

В следующую минуту она, наверное, рухнула бы на пол, если бы чья-то сильная рука ее не поддержала.

Потом, на удивление быстро, все прошло. Селеста даже сказала, что отлично себя чувствует, просто у нее возникло небольшое головокружение из-за слишком яркого света. И добавила, что, по мнению доктора, состояние здоровья у нее отличное. К тому же она не относится к разряду ипохондриков, которые только и занимаются своими болезнями, чаще всего вымышленными. Большое всем спасибо за заботу, но в больницу она не поедет. В день юбилея это было бы просто смешно.

— Если вы думаете, что я сделаю подобную глупость, — сказала она, — значит, вы совершенно меня не знаете.

Ей удалось убедить организаторов торжества, что она прилично себя чувствует и карету «скорой помощи» вызывать не требуется. Ее препроводили в отдельную комнату, чтобы она могла побыть одна, успокоиться и справиться с небольшим недомоганием. Селеста оказалась в гардеробной, смежной с туалетом. Оставив там, с нее взяли честное слово, что она в самом скором времени присоединится к гостям. Она и впрямь почувствовала себя здесь лучше, не видя сочувствующих, озабоченных глаз и не слыша надрывавших душу восклицаний и озабоченных вопросов: «Ну как вы, мисс Уорд?» У этой комнаты имелось дополнительное удобство: Селеста смогла закрыть на замок дверь и воспользоваться почти стерильно чистым туалетом.

Ты в безопасности! И никто ничего не знает! Все твои секреты при тебе! Главное, не поддаваться панике, быть сильной!

Селеста налила в раковину холодной воды, ополоснула лицо и долго терла его полотенцем, чтобы осмелиться потом бросить на себя взгляд в зеркало. Что и говорить, она была не в форме, зато в безопасности! Хотя мозг ее болезненно пульсировал и его тайны эхом отзывались у нее в ушах, она стояла на собственных ногах. Ей шестьдесят, а ее враги так и не смогли одержать над ней победу. Селеста заметила отражение одного из них в зеркале — странную, призрачную фигуру, поспешно удиравшую от нее в луже морской воды в тень. Но они ничего не смогут с ней поделать — ведь она жива, отмечает юбилей, одну за другой получает награды, а они — нет. Уж не поэтому ли она выше их, превосходит их — потому что жива а они — нет? А ведь если разобраться, сколько их! Можно сказать, целые моря, океаны, наполнены их призрачными телами, и все же они не имеют с ней ничего общего. Почувствовав, как беззубые челюсти одного такого существа вцепились ей в лодыжку, Селеста в ужасе резким движением отбросила его к стене.

— Не сметь! Оставьте меня в покое! — крикнула она.

Другое странное существо вцепилось ей в юбку, норовя свалить на пол. Она завизжала и принялась руками и ногами раздавать беспорядочные удары, разя эти существа, не позволяя им к ней прикасаться. Увы, одно из них оказалось покрепче других — с полностью сформировавшейся безволосой головой и торсом; оно вцепилось ей в голень и принялось кусать: у него — подумать только! — имелись зубы. Тем временем другое существо — размером с паучью обезьянку — подпрыгнуло до уровня груди Селесты, ухватило ее за плечи, разорвало на ней жакет и принялось теребить и жадно сосать ее груди. Теперь Селеста сражалась отчаянно, задыхаясь — она боролась за свою жизнь. Но даже в разгар схватки охваченная ужасом Селеста не уставала задавать себе вопрос: «Как же так? Что происходит? Разве я не порядочная, не приличная женщина? Не женщина с принципами, сильным характером?!» Ведь если бы это