— Куда мы плывем? — спросила она, как только съела все и с надеждой посмотрела на мой рюкзак, как будто там я мог спрятать еще одну выпечку. Я сделал мысленную пометку, что эту девушку так же легко подкупить едой, как и ее собаку. Хотя я не думал, что даже самая лучшая выпечка в мире могла остановить ее гнев на меня. Хотя, казалось, это делало ее немного более сговорчивой.

— Мы идем на свидание, — объявил я, ожидая ее реакции. Она надулась. Отлично.

— Ты понимаешь, что нормальные парни спрашивают девушек, хотят ли они пойти с ними на свидание? И если бы ты потрудился это сделать, — я бы отказалась.

— Вот почему я не спросил, — просто сказал я, и она пнула меня по ноге.

— Это та часть, где ты сокращаешь свои потери и обращаешь свое внимание на другую, более сговорчивую девушку, Барсук. Это не зеленый свет для похищения.

— Ты давным-давно дала мне зеленый свет, малышка. Я просто пытаюсь придумать, как заставить тебя вспомнить об этом.

— Твои воспоминания немного затуманились Фокс. Все, что я помню, — это группу парней, которые следовали за мной повсюду, как дурной запах. В конце концов, я бы всех вас отшила. — Она пожала плечами, и мое сердце дрогнуло.

— Не делай этого, — прорычал я, включив круиз-контроль, и повернулся к ней, наклонившись вперед, а затем схватился за борта лодки по обе стороны от нее. — Ты можешь ненавидеть меня сейчас, ненавидеть всех нас. Но не притворяйся, что прошлое ничего не значило. Я был там. Это было реально. У нас пятерых было то, что выпадает в жизни не многим, и как бы хреново это ни было сейчас, я все еще верю, что кое-что из этого можно спасти. По крайней мере, для нас четверых.

— Ты впервые признал, что Маверик когда-то был важен для тебя, — прошептала она, и в ее глазах промелькнула боль, когда первые лучи солнца выглянули из-за горизонта. А мое сердце упало в яму отчаяния, которую я давным-давно закопал.

— И это делает его предательство еще хуже, — прошептал я.

— Ты первый предал его. Так же, как первый предал меня. Ты когда-нибудь думал, что я здесь только для того, чтобы посыпать солью твои раны? Чтобы они никогда не зажили. Чтобы ты никогда не забыл боль, которую причинил мне. Может быть, я действительно умерла в той могиле и вернулась, чтобы преследовать тебя, Фокс Арлекин. Я просто мертвая девушка, которая вернулась, чтобы мучить тебя.

— Если это так, то ты пока хорошо справляешься с этим, колибри. Но если ты преследуешь меня, это делает меня твоим незаконченным делом. И я открыт для того, чтобы ты сначала взяла с меня свой фунт плоти, но после того, как ты отомстишь, ты обнаружишь, что все, что осталось под этой ядовитой жаждой мести, — это девушка, ищущая то, что она потеряла много лет назад. И это — я, детка.

Я отвернулся от нее, выключая круиз-контроль и направляя нас по волнам в сторону бухты. Солнце начинало заливать мир оранжевым и золотым светом, разливаясь по горизонту, словно гигантская дверь, открывающаяся в небе.

Я повернул в бухту, замедляя ход по мере приближения к рифу. Я заглушил двигатель, когда мы проезжали под каменной аркой, которую все здесь называли «Вратами Ада», и бросил якорь в воду. Я поднял Роуг на ноги, и она наморщила лоб, когда я повернул ее спиной к себе и прижал к груди. На ее губах замерло ругательство, когда она посмотрела на горизонт, а я положил подбородок ей на плечо.

— Я скучал по встрече рассвета с тобой, помнишь, как сильно ты любила, когда я будил тебя на рассвете, когда мы засыпали под пирсом, — поддразнил я, и она рассмеялась.

— Я ненавидела это, Барсук.

— Только поначалу, потом ты выглядела так же, как и сейчас. Как будто ты не могла злиться, потому что это было слишком чертовски красиво, и в глубине души ты знала, что на самом деле не хочешь это пропустить.

— Полагаю, ты всегда думал, что знаешь, чего я хочу, до того, как я сама это понимала, — сказала она, бросив на меня строгий взгляд. — И, может быть, когда-то ты и знал, но не сейчас, Фокс. Мне уже не шестнадцать.

— Люди не меняются. Просто случается всякое дерьмо, которое заставляет их возводить стены. Но мы можем разрушить их, когда захотим.

— У тебя есть стены, Фокси? — промурлыкала она, когда солнце поднялось выше и ее тело окрасилось в золотистый цвет.

— Не от тебя. — Я провел пальцами по ее талии, по животу под задравшейся майкой, и коснулся губами ее шеи, не заботясь о том, чтобы смотреть на небо, пока она наблюдала, как ночь сменяется днем. Она была моим рассветом. Тем, которого я ждал десять лет. И я хотел просыпаться рядом с ней каждый день, смотреть, как она озаряет мое утро, столько дней, сколько мне осталось на земле.

Ее рука поднялась, чтобы обхватить мой затылок, когда она в кои-то веки сдалась, и ее пальцы запутались в моих волосах, а моя рука скользнула выше под ее майку, лаская ее шелковистую плоть и заставляя ее дрожать рядом со мной.

— Ты не сможешь завоевать меня восходом солнца, — сказала она с придыханием.

— Нет, но, возможно, я смогу завоевать тебя тысячей их, — ответил я. — Проведи это утро со мной, Роуг. Представь, что мы снова дети. Возненавидишь меня завтра.

Она ничего не сказала, и я отстранился, глядя на солнце, позолотившее воду, и желая, что я не мог заставить его возвращаться под горизонт снова и снова, чтобы нам вновь стало по шестнадцать, и мы все сели бы на краю вечности, клянясь всегда быть вместе. Я хотел вернуть брата таким, каким он был до того, как наша связь была окончательно разорвана. Я хотел вернуть Роуг в момент до того, как окончательно ее сломал. Я хотел вернуть себя, смеющегося и беззаветно любящего своих друзей. Когда весь мир не лежал на моих плечах. Когда мы верили, что всегда будем вместе, несмотря ни на что, и я тоже верил в это всем сердцем.

Мы смотрели, пока над водой не засияло полное солнце, и Роуг повернулась ко мне с грустной улыбкой.

Я провел большим пальцем по ее щеке, и она подалась навстречу моему прикосновению, и тут же чувство собственничества наполнило меня, как демон.

— Ты бы вернулась со мной, если бы я мог тебя