В этот не слишком удачный момент подошла Элси Уоррен. Она кивнула Флоренции и не очень настойчиво спросила Геранта, не видал ли он своего отца. Герант сказал, что нет.

— Его нет дома. Во всяком случае, мне так кажется. Он не выходит к столу. Правда, с ним такое часто бывает.

— Он, наверно, приходит в себя после лекции, — сказал Герант. — Стоит ему побывать в обществе, и он на несколько дней превращается в отшельника.

— Вот и я то же подумала, — сказала Элси. — Ваша мама не беспокоится.

— Он нам понадобится в конце лагеря, когда будет обжиг.

— Я думаю, он придет. Он захочет руководить обжигом.

Герант рывком отвернулся от Элси и попросил у Флоренции разрешения проводить ее обратно в Рай. Он ожидал отказа, но она согласилась. Частично для того, чтобы утвердить свою независимость от Джулиана и Джеральда, частично потому, что Герант мог сказать что-нибудь полезное про Имогену. Но еще и потому, что чувства Геранта к ней — его упорство и терпение — успокаивали. Он был тоже из мужского мира, как и кембриджцы, но в его мужском мире женщины нравились мужчинам, мужчины интересовались женщинами.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказала она. — Что-то происходит… что-то странное.

— Я всегда с удовольствием. О чем угодно.

— Я не знаю даже, как начать…

— Не стесняйся, — сказал Герант.

— С папой что-то не так, — произнесла Флоренция.

Они пошли прочь по направлению к Раю.

Чарльза-Карла оставили наедине с Элси Уоррен.

— Вы меня не узнаете, да? — сказала она. — Я не на месте. Вы видели меня в Пэрчейз-хаузе, я подавала на стол и убирала тарелки. Нас, так сказать, друг другу не представили.

Карл не мог определить по выговору, откуда она — она говорила не как местные, — но ясно было, что она из низов. Он поглядел на нее. Видимо, она одета в свое лучшее, подумал он. На ней была бледно-серая блузка с высоким воротом и тугими манжетами и пышная темно-серая хлопковая юбка. Тонкую талию подчеркивал ярко-красный пояс, а на голове была соломенная шляпка с ярко-красной лентой и броским букетиком искусственных цветов — анемонов: красных, синих, фиолетовых. Карл не знал, что ей сказать и как вообще с ней говорить. Он также чувствовал, что она это видит и что ее такое положение забавляет. Он не ожидал, что окажется смешным.

— Так что, понравился вам доклад? — спросила она.

— Да, было чрезвычайно интересно. Я как раз пытаюсь решить, следует ли мне изучать эти темы — статистику, бедность — в Лондонской школе экономики.

— А если нет?

— Что значит «а если нет»?

— Если вы решите этого не делать, то чем займетесь?

Он не мог ответить «стану примерным анархистом и буду подстрекать народ к революции». Он покраснел.

— Может быть, поеду в Германию.

— В самом деле? Очень приятно, когда у человека есть такой выбор. Вот бы мне так.

Он посмотрел на нее, и она ответила пристальным взглядом. Они увидели друг друга. Она продолжала:

— Но как я есть женщина и из бедняков, мне особо выбирать не приходится. Я делаю что должна.

Чарльз-Карл хотел выразить ей свои соболезнования, но не смог.

— Надо полагать, вам нечасто приходится с нами разговаривать, вы нас изучаете больше оптом. Опасные массы. Нас надо помещать в лагеря и направлять на выполнение разных проектов.

— Вы несправедливы, — выговорил Чарльз-Карл. — Вы надо мной издеваетесь.

— Хотя бы это мы еще можем… если смеем.

— Мисс Уоррен, — сказал Чарльз-Карл, — я попросил бы вас не говорить со мной так, как будто вы — группа, класс или комитет. Я хочу говорить с вами как с человеком.

— А сможете?

— Почему же нет?

— По тысяче причин. Во-первых, я бедна, во-вторых — не респектабельна. Я — Падшая Женщина. У меня есть дочь. Вы не захотите разговаривать со мной как с человеком, мистер Уэллвуд.

Эта новость его не отпугнула, а привела в восторг. У Фанни цу Ревентлов, мюнхенской богини, было прелестное дитя, отец которого оставался неизвестным. В Швабинге говорили, что желание должно быть свободным, и Чарльз-Карл слушал и соглашался — теоретически, и желал — абстрактно. Он не мог… во всяком случае, сейчас не мог… рассказывать о Фанни цу Ревентлов этой грозной особе с тонкой талией в красном поясе.

— Мисс Уоррен, вы со всеми так разговариваете?

— Нет. Не со всеми. Только с доброхотами вроде вас.

— Я бы хотел… — произнес Чарльз-Карл. Он понял, что хотел бы расстегнуть красный пояс и пару пуговиц, отшлепать эту особу, а потом поцеловать ее. Он был поражен. Кроме того, он был счастлив тем, что оказался способен на такую спонтанную реакцию.

— Чего бы вы хотели? — спросила Элси таким тоном, что он почти поверил в ее способность читать мысли.

— Я бы хотел узнать вас поближе. Я бы хотел, чтобы вы разговаривали со мной не как с представителем класса, чтобы вы позволили мне говорить с вами. Я хотел бы попросить разрешения проводить вас домой, если вы собираетесь домой.

— Да, собираюсь. Можете меня проводить. На самом деле я должна искать мистера Фладда, но раз он не хочет, чтоб его нашли, так его не найдут. Он скрытный.

Они зашагали бок о бок. В движении им стало проще друг с другом. Он спросил:

— Мисс Уоррен, как вы думаете, мужчина и женщина могут быть друзьями?

— Зовите меня Элси. Вы же зовете Филипа Филипом.

— Карл.

— А я думала, Чарльз. Карл — это в честь Карла Маркса?

— Вы много знаете.

— У меня есть друзья… женщины… они меня учат. Я сама надеюсь стать учительницей. Я не собираюсь до конца жизни быть уборщицей и судомойкой. А что до вашего вопроса — да, мужчина и женщина могут быть друзьями. Но им придется нелегко, потому что никто не поверит, что они всего лишь друзья. А кроме того, есть еще одна проблема — мужчины и женщины, они разного пола. Не смейтесь. Это действительно проблема.

— Я знаю. Но я думаю…

— Что вы думаете?

— Я думаю, если они друзья, то все остальное между ними — что бы это ни было — тоже станет лучше.

Они шли дальше. Он сказал:

— Вы будете смеяться, если я скажу, что в доме на Портман-сквер, и в частной школе, и в университете, можно чувствовать себя в ловушке — не лучше, чем в кухне.

— Да, я буду смеяться. Животики надорву. Буду слушать и слушать, и смеяться без умолку.

— Я еще никогда ни с кем так не разговаривал.

— Я вас многому научу, мистер Бедный Богач. Может быть, я даже представлю вас своей умненькой дочке.