вопрос. Но станция – место для мщения неподходящее. Хотелось бы мне знать, где он живёт.

– Я знаю, – ответил Ноэль. – Ещё с тех пор, как мы перед Рождеством ездили в Моут-хаус.

– Ну так и выкладывай! – с видом хищника, жаждущего добычи, выкрикнул Дикки.

– Не наседай на него, – вмешалась Элис. – Расскажи нам, пожалуйста, Ноэль, откуда ты знаешь?

– Мы все тогда взвешивались на станционных весах. Верней, я не взвешивался, потому что с моим весом взвешиваться не имеет смысла. И там ещё была куча корзин и разной снеди: индеек, зайцев и всего такого прочего. И на одном свёртке в коричневой бумаге была бирка с адресом, про которую твой носильщик сказал другому…

– Да говори ты по сути! – опять не выдержал Дикки.

– Не стану тебе ничего рассказывать! Ты на меня давишь, – упёрся Ноэль и согласился продолжить только после долгих уговоров со стороны Элис. – Ну, он посмотрел на бирку и говорит: «Тут небольшая ошибочка вышла, Билл. Адрес неправильный. Должно ведь быть Эйбел-плейс, дом три». А другой взглянул и сказал: «Ну да, имя значится здесь твоё. Эдакая красавица-то, да ещё в цепях», – хохотнул он. И пока они там смеялись, я разглядел, что на бирке написано: «Джеймс Джонсон. Гренвилл-Парк, дом восемь». Вот так мне и стало известно, что живёт он на Эйбел-плейс, дом три, а зовут его Джеймс Джонсон.

– Добрый старый Шерлок Холмс, – одобрительно произнёс Освальд.

– Ты не причинишь ему серьёзного вреда? – с беспокойством глянул Ноэль на Дикки. – Это не будет корсиканская месть с отравленной едой? Я бы на твоём месте ограничился старой доброй ловушкой.

Стоило Дикки услыхать про ловушку, лицо его озарилось, а взгляд мечтательно устремился в какие-то неясные для нас дали. Полагаю, именно это некоторые писатели именуют рассеянно-мечтательным выражением. Вы легко поймёте, о чём я, если посмотрите на рекламу, где женщина с распущенными волосами прижимает к груди альбом для фотографий. Реклама эта висит во всех магазинах, и на ней ещё надпись есть: «Душа пробуждается!»

Душа Дикки ещё немного попробуждалась, а затем он решительно стиснул зубы, так что они аж лязгнули, и объявил:

– Готово.

И мы все, естественно, поняли, что замысел у него созрел.

– Любого, кто полагает, что месть – это плохо, прошу прямо сейчас удалиться, – потребовал он.

Дора сказала, что, если он и впрямь собирается её выставить, это с его стороны очень зло.

– В камине отцовского кабинета разведён жаркий огонь, – ответил он ей. – Нет, я не злюсь на тебя. Просто собрался совершить славную месть, и мне не надо, чтобы ты принимала участие в том, что считаешь очень плохим. После ведь всех изведёшь.

– Да, я считаю это очень плохим, – вновь повторила Дора. – Поэтому ухожу. Только не говори потом, что я тебя не предупреждала. Вот и всё.

И она ушла.

Затем Дикки спросил:

– Ну, чья ещё совесть против?

Оказалось, больше ничья.

Тогда Дикки продолжил:

– Когда Ноэль сказал про ловушку, это меня навело на мысль. Того носильщика ведь зовут Джеймс Джонсон, так? И он сказал, что посылка была неправильно адресована, так? Вот я и отправлю ему «красавицу в цепях».

– «Красавицу в цепях»? – округлились глаза у Ноэля. – Настоящую? Живую или мёртвую, Дикки?

– Красавица, которую я отправлю ему, не будет ни живой, ни мёртвой.

– Какой ужас… Полумёртвая. Это хуже всего. – И Ноэль так сильно позеленел, что Элис потребовала от Дикки не издеваться над братом и объяснить, в чём именно заключается его замысел.

– Неужели ещё не поняли? – удивился он. – А я вот сразу просёк.

– Позволь заметить, что «просечь» собственные мысли гораздо легче, чем чужие, – словно бы вскользь бросил Освальд. – Валяй дальше!

– Я собираюсь взять большую корзину, набить её разными свёртками, а сверху положить опись её содержимого, начиная с «красавицы в цепях», то есть индейки с намотанной сверху связкой сосисок, а потом отправить этот подарочек мистеру Джеймсу Джонсону. А когда он распакует все свёртки, внутри окажется пшик.

– Только учти: внутри свёртков всё ж таки что-то должно лежать, иначе ты не придашь им никакой другой формы, кроме плоской, – последовал наш совет.

– Ну разумеется, внутри будет много чего, – драматически произнёс наш брат, лишённый радостей цирка. – Только совсем не того, на что он будет рассчитывать. Давайте сделаем это прямо сейчас. Пойду за корзиной.

Он притащил из подвала здоровенную плетёную корзину с крышкой и четыре большие бутыли в соломенной оплётке. Одну бутыль мы наполнили чёрными чернилами, разболтанными с водой, другую – водным раствором красных чернил, третью – мыльным раствором, а четвёртую – просто водой. Затем мы внесли их в опись под следующими названиями: «1 бутылка портвейна, 1 бутылка хереса, 1 бутылка игристого вина, 1 бутылка рома». Также мы включили в опись: «1 индейку в цепях, 2 фунта цепей, 1 рождественский пудинг, 4 фунта пирогов с мясом, 2 фунта миндаля и изюма, 1 коробку инжира, 1 банку чернослива, 1 торт».

Мы придали свёрткам такой вид, будто они полны вкуснятины, перечисленной в описи.

Труднее всего оказалось соорудить «индейку», но и это нам удалось с помощью угля, щепок для растопки и бумаги, скрученной до того искусно, что она выглядела в точности как индюшачьи ноги. Вышло до изумления натурально. Любой мог обмануться.

«Цепи сосисок» были из туго свёрнутых, но далеко не чистых тряпок, которые нежно облегала бумага. «Рождественским пудингом» прикидывался плотный шар из газет. Пироги, миндаль и изюм тоже были из газеты. Настоящую коробку из-под инжира мы заполнили углями да золой, добавив немного воды, чтобы они не гремели. Банка из-под чернослива, тоже настоящая, таила в себе вымоченную чернилами газету. А вместилищем для тщательно изготовленного «торта» послужила половина коробки от Дориной муфты. Он был положен на самое дно корзины. И наконец, мы вложили записку:

Месть вполне извинительна, если первым начал не ты. Это начали Вы, поэтому так Вам и надо.

Все бутылки и свёртки отправились в корзину, и на самый верх легла «красавица», к фальшивой груди которой мы прикрепили опись.

Дикки хотел приписать ещё: «От неизвестного друга», но нам это показалось перебором, учитывая его чувства к носильщику. Поэтому мы написали другое: «От пожелавшего остаться неизвестным». Так было, по крайней мере, правдиво.

Дикки и Освальд оттащили корзину в контору компании «Картер Патерсон», занимающейся перевозками.

– Предлагаю самим не платить, а отправить наложенным платежом, – сказал Дикки, выдав тем самым всю степень своей досады на то, что по чужой милости