Таким образом, контрразведка и государственная охрана могли держать под контролем эсеровские организации и тем самым не допускать их антиправительственных вооруженных выступлений до тех пор, пока обстановка на фронте оставалась стабильной. Крушение фронта привело к резкому ослаблению власти в тылу колчаковской армии, чем и воспользовались эсеры…

По нашему мнению, серьезная ошибка, допущенная белыми еще в начале войны, заключалась в «непредрешении» будущего политического строя и форм собственности. Окончательное разрешение этих вопросов предусматривалось провести после победы над большевиками и ликвидации советской власти. Упоминание об Учредительном собрании и «народоправстве» не могло удовлетворить монархически настроенное офицерство Добровольческой армии. Адмирал А.В. Колчак также отмечал, что идея Учредительного собрания не действует. В то же время монархические лозунги не пользовались популярностью среди интеллигенции, рабочих и крестьянства.

Для неграмотного, аполитичного крестьянства «буржуазные» лозунги были чужды и непонятны. А что было хотеть от безграмотных крестьян, если образованные офицеры затруднялись ответить на очень важные в тот момент времени вопросы: за что они воюют и что несет белая власть простому человеку? Деревенских жителей больше интересовала другая проблема – чья будет земля. От сменивших советскую власть антибольшевистских режимов они ждали разрешения аграрного вопроса, разумеется, в свою пользу. Однако белые, отменив большевистский Декрет о земле, так и не смогли предложить закона, удовлетворяющего нужды основной массы населения страны, поскольку вожди Белого движения слишком далеки были от простого народа, о нуждах и интересах которого брались судить и за будущее которого собирались воевать. По мнению участника Белого движения Н.Н. Головина, деникинские строки «грешат тем непониманием народных масс, которое привело затем самого автора… к крушению…»[1235]. Начальник штаба ВСЮР генерал П.С. Махров писал, что А.И. Деникин «…как все интеллигенты, мало знал русского мужика… не был психологом разношерстной толпы»[1236]. Лидеры Белого движения являлись выразителями интересов дворян и интеллигенции – тех социальных групп, к которым принадлежали сами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в ответ на недовольство крестьян неразрешенным аграрным вопросом генералы обвиняли их в «склонности к большевизму» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Единственным методом разрешения возникших социальных противоречий у властей являлся массовый террор, энергично проводившийся против всех несогласных с их действиями в самых разных формах: арестах, безрассудных расстрелах, в т. ч. заложников, рейдах карательных отрядов и погромах. Ответной реакцией населения было широкое партизанское движение, которое активно использовали в своих целях большевики и эсеры. Так, по данным колчаковских спецслужб, общая численность партизан в Сибири составляла от 14 000 до 19 000 человек[1237]. Советские исследователи называют почти на порядок большую цифру – около 140 000[1238].

Для борьбы с партизанскими отрядами адмирал А.В. Колчак направлял боеспособные воинские части. На Юге России массовое партизанское движение вынудило А.И. Деникина приостановить наступление на Москву и перебросить часть своих войск под Киев и на подавление махновского выступления. Подобным образом оказался ослабленным белогвардейский фронт и на Севере, что дало возможность частям Красной армии перейти в широкое контрнаступление.

Настроения сельских жителей Сибири, причины и характер восстаний крестьян стали предметом изучения органами безопасности.

Из сводок, представленных контрразведкой руководству, следует: отношение крестьянства к режиму Верховного правителя России было неоднозначным. Зажиточное население, владевшее плодородной землей и побывавшее под советской властью, хотело порядка и оставалось лояльным по отношению к колчаковскому правительству. Сельское население, не успевшее испытать на себе большевистского правления, под влиянием рабочей среды враждебно относилось к белогвардейскому правительству[1239]. Жители богатых сел были настроены антибольшевистски, а бедных – сочувствовали красным, оказывали «содействие дезертирам»[1240].

Относительную лояльность к колчаковской власти, помимо наиболее зажиточных слоев общества, представляло политически отсталое «инородческое» коренное население Сибири: татары, «киргизы» (казахи), буряты, якуты и др. С другой стороны, определенную проблему для власти представляла, по существу, враждебная деятельность отдельных национальных диаспор бывших западных окраин Российской империи[1241].

В первой половине 1919 г. отмечалось обострение взаимоотношений между казачеством и крестьянами-переселенцами, высказывавшими свое недовольство привилегированным положением казачества, его обеспеченностью землей. Сначала появились требования «уравнять казаков с крестьянами», затем, в случае неисполнения этих требований, повстанцы грозили «перерезать всех казаков и офицеров», одновременно участились погромы казачьих станиц[1242].

Отношение крестьян к правящему режиму не в малой степени зависело от поведения властей на местах. Крестьяне страдали от бесчинств отрядов милиции особого назначения (ОМОН), терроризировавших население насилиями, грабежами и пьянством[1243]. Иногда население жаловалось милиции на произвол агентов контрразведки, что приводило к трениям между двумя структурами. В одном из докладов управляющего Тургайской областью министру внутренних дел в апреле 1919 г. говорится о том, что в Кустанае «милиция города в высокой степени озлобила жителей взяточничеством»[1244]. Поведение контрразведчиков тоже оставляло желать лучшего. Так, чины томской контрразведки, по донесениям местной милиции, в служебном помещении «Дома свободы» вечерами кутили, приводили девиц легкого поведения и в нетрезвом виде устраивали пальбу в воздух. Это дело разбирал лично управляющий губернией в феврале 1919 г.[1245]